«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Туроверов Николай Николаевич

«Любезны мне пчела и муравей…»

Любезны мне пчела и муравей - Бог знает, кто из них трудолюбивей, - И праздный полуночник-соловей, И ворон-вор, гуляющий по ниве. Лежу в траве. Гляжу - не нагляжусь На облака, на небо голубое, Родное, недалекое - такое, Что, кажется, рукой его коснусь. 1948

«Поскупей на слова, посуровей…»

Поскупей на слова, посуровей; Но нежней и сердечней втайне, Не боясь ни смерти, ни крови, Ни в жизни, ни на войне. Короче, как можно короче, В

стихах о себе, о судьбе. Но всецело: и дни, и ночи - О тебе, о тебе, о тебе. 1948

«Казалось бы: пора и на покой…»

Казалось бы: пора и на покой, - Кой-что забыть, со многим примириться, По осени в дубраве золотой С минувшим летом распроститься. Дни холодней. И скоро первый снег Слетит с небес, закружится по полю; Но вот - древесный молодой побег Еще упорно тянется на волю, Еще трепещет свежею листвой, Когда вокруг давно все омертвело… Моя душа, что делать мне с тобой, Любовь моя, что мне с тобою делать? 1949

«Почему с утра я полупьяный…»

Почему с утра я полупьяный - Захмелел внезапно без вина, И не улица, а светлая поляна Мне сегодня из окна видна; Не дома парижского предместья, А деревья распушились по весне, И шумят с весенним ветром вместе И стучат в окно ветвями мне… Боже мой, откуда столько счастья О котором рассказать нельзя, - Почему мне: и Твое участье И все люди, до единого, друзья? Ведь кругом все смутно и неверно, А я сам давно погряз в грехи… Это кто-то написал, наверно, За меня хорошие стихи. 1949

Сон

Г.Э. Масяновой

И снилось мне, что будто я Познал все тайны бытия, И сразу стал мне свет не мил, И все на свете я забыл, И ничего уже не жду, И в небе каждую звезду Теперь я вижу не такой, Как видел раньше - золотой, - А бледным ликом мертвеца, И мертвым слухом мудреца Не слышу музыки светил. Я все на свете разлюбил, И нет в груди моей огня, И нет людей вокруг меня… И я проснулся на заре, Увидел церковь на горе, - И над станицей легкий дым, И пар над Доном золотым, Услышал звонких петухов, - И в этом лучшем из миров Счастливей не было людей Меня, в беспечности своей. 1949

Знамя

Мне снилось казачье знамя, Мне снилось - я стал молодым. Пылали пожары за нами, Клубился пепел и дым. Сгорала последняя крыша, И ветер веял вольней, Такой же - с времен Тохтамыша, А, может быть, даже древней. И знамя средь черного дыма Сияло своею парчой, Единственной, неопалимой, Нетленной в огне купиной. Звенела новая слава, Еще неслыханный звон… И снилась мне переправа С конями, вплавь, через Дон… И воды прощальные Дона Несли по течению нас, Над нами на стяге иконы, Иконы - иконостас; И горький ветер усобиц, От гари став горячей, Лики всех Богородиц Качал на казачьей парче. 1949

Переправа

Музе

Стояла на башне Азова, И снова в боях постоишь, Вручала мне вещее слово, И снова другому вручишь. Одна

ты на свете, родная! Идут за годами года, Летит стрепетиная стая, Струится донская вода. И где бы, и с кем бы я не был, Меня ты повсюду найдешь, Под это высокое небо На берег степной приведешь; В предсмертный туман, без возврата, Где ждет меня черный паром: Мой прадед стоит у каната, Прабабка стоит за веслом. И буду уверен, что близ ты В тумане стоишь над рекой; Направо - туман золотистый, Налево - туман голубой. 1950

«Мороз крепчал. Стоял такой мороз…»

Мороз крепчал. Стоял такой мороз, Что бронепоезд наш застыл над яром, Где ждал нас враг, и бедный паровоз Стоял в дыму и задыхался паром. Но и в селе, раскинутом в яру, Никто не выходил из хат дымящих, - Мороз пресек жестокую игру, Как самодержец настоящий. Был лед и в пулеметных кожухах; Но вот в душе, как будто, потеплело: Сочельник был. И снег лежал в степях. И не было ни красных и ни белых. 1950

«Отныне, навеки и присно!..»

Отныне, навеки и присно! Господь, оглянись на слугу: Для Тебя ведь казачьи письма, Как святыню, я берегу. Они писаны потом и кровью, Непривычной к писанью рукой, С твердой верой в Тебя, и с любовью К человеческой правде мирской. И во сне, как в священном обряде, На коленях, во прахе, скорбя, Я стою пред Тобой на докладе - За бездомных прошу я Тебя: В чужедальних краях, без причала, Казакам и не снится покой - Приласкай на земле их сначала, А потом у Себя успокой. 1950

«Мы ничего ни у кого не просим…»

Мы ничего ни у кого не просим. Живем одни, - быть может, потому, Что помним добровольческую осень И наше одиночество в Крыму. Тогда закат раскрыл над нами веер, Звездой вечерней засияла высь; С утра мы бились с конницей - на север, Потом - на юг - с пехотою дрались. Мы тесно шли, дорогу пробивая. Так бьет в утес девятая волна. Последний бой! Идет не так ли стая Волков, когда она окружена? И мы прошли. Прошла и эта осень, Как бег ночной измученных коней, - Еще не знали, что с рассветом бросим На пристани единственных друзей. 1950

«Мы уходили налегке…»

Мы уходили налегке, Мы уплывали торопливо На взятом с боя челноке, В волнах осеннего разлива, И быстроводная река В крутых кругах водоворотов Несла нас, пенясь и кипя… Как хорошо! Но жаль кого-то. Кого? Но только не себя! 1950

Путь

Твой отец в далекой ссылке, Мать его не дождалась, Поклонись его могилке, Истово перекрестясь. Уцелевшего соседа Ты под вечер навести - Потаенная беседа И прощальное «прости». Ты не мальчик! Все пятнадцать На плечах твоих годов, В эти годы нужно драться, Надо знать своих врагов. Говорят - и правда это - У какой-то там реки, В чужедальнем крае где-то Проживают казаки. Уходи, пока не поздно, Взять землицы не забудь, И по солнцу, и по звездам Ты найдешь свой верный путь. 1951