Возвращаться – плохая примета

Романова Галина Владимировна

Они кинули догадливые взгляды друг на друга за секунду до того, как Арина выпалила:

– Я же говорила вам, что это не он!

– Только вот не надо начинать снова! – рассвирепел сразу Перцев. – Я ничью сторону тогда не держал, ни твою, ни…

За вторым «ни» стоял почти весь их отдел и следственный отдел в полном составе, а также начальник, а также прокурор, требующий немедленно представить ему преступника или преступников. Короче, Арина тогда осталась в гордом одиночестве. Никто не стал ее слушать, и молодого парня, за месяц до трагедии вернувшегося из мест лишения свободы, закрыли по подозрению в умышленном убийстве двух

сестер, их матери и отчима. Никто не стал его слушать, хотя он до последнего часа вины своей не признавал. Никто всерьез не рассматривал его алиби, хотя оно у него как бы и имелось. Никто не стал слушать воплей Арины, утверждающей, что они все ошибаются. И что этот малахольный, отсидевший за кражу двух овец у соседки, не мог хладнокровно изрезать семью на части, потом вернуться к себе в деревню и лечь спокойно спать, выпив перед этим пол-литра молока с половиной батона.

Ее не послушали, потому что преступление было на контроле у самых высоких чинов государства. Все жаждали крови, дружно разбрасывали сети, вот этот дурак в них и попался. И попался-то потому, что одна из сестер ждала его возвращения из тюрьмы. И после возвращения продолжила с ним встречаться. И он был вхож к ним в дом. А накануне их гибели кто-то из соседей слышал, как они сильно с девушкой скандалили на лестничной клетке. И парень угрожал ей будто бы. Ага! Значит, он!

Арина протестовала, ее никто не послушал.

– Почему не он-то, Воробьева?! – орал на нее начальник. – Чего ты глаза на меня таращишь?! Если не он, то кто?! Давай мне убийцу, тогда этого отпущу!

У нее не было убийцы на примете, друзья и знакомые погибших оказались все сплошь положительными, порядочными, имеющими крепкие алиби на момент убийства.

Парня не отпустили, осудили на двадцать четыре года. Все спешили отрапортовать.

А то, что соседи по деревне видели в ночь убийства его возле дома в одних трусах, когда парень в туалет на огороде ходил, в расчет не взяли.

Кто видел-то? Соседи? Так спились они давно, мало ли, что им могло пригрезиться!

И даже характер ранений, повлекших за собой смерть, никого не смутил. Мало ли… Как хотел, так и резал! Он скот в своей деревне всегда забивал одним ударом в сердце, ни разу не промахнувшись. За ним аж из соседних сел приезжали за помощью.

– А зачем ромбом потом колоть?! – пыталась понять Арина. – Это прямо больше на ритуал какой-то похоже. Зачем так-то?!

– Это вот ты пойди и у урода этого спроси, – ответил ей тогда начальник, сноровисто собрал папки со стола, запер их в сейф и поспешил вон из кабинета домой, где его, по слухам, жена молодая дожидалась.

Арина осталась тогда в одиночестве. Никто ее сомнений не поддержал. Даже Перцев. Но хоть за то спасибо, что нейтрального мнения придерживался и настаивал на доследовании.

Доследование не пропустили, времени не было. Да и отчитались уже на самый верх, что преступник пойман. Какое доследование?! Парня посадили.

Тогда-то Арина и начала подумывать об уходе. В тот самый день, когда парню влепили срок, она и начала подумывать.

Господи, думала она, что она тут делает?! Ради чего гробит свое время, которого, может, лет шестьдесят, в лучшем случае семьдесят ей отпущено небесами?! Ради чего гробит свое здоровье? Плечо от пустякового ножевого ранения ноет в любую непогоду. А могут еще и башку отстрелить запросто. Ради справедливости?! Так попирают ее ради «галочек», еще как попирают! И чего она тогда

тут делает?!

Арина сходила в отдел кадров и осторожно так поинтересовалась, что, мол, вот сократят ее если, что и как будет? Сокращение-то грядет и все такое. Ее успокоили, сказав, что стаж она выработала, пенсию ей начислят, и может не бояться ничего, ни сокращения, ни увольнения.

Она и не побоялась и написала через пару месяцев рапорт об увольнении. Правда, перед тем как уйти, спасла одного хорошего человечка от лжесвидетельства группы мерзких лиц. Спасла от реального тюремного срока. Сделала это с великим удовольствием, вопреки кислым физиономиям коллег и неодобрительному кряканью начальства.

Поддержал ее в тот раз Перцев один.

– Ирка, молоток, уважаю! – пробубнил он и растопыренную лапищу для рукопожатия протянул. – Мужик порядочный, ты ему, можно сказать, жизнь спасла. Там бы он не выжил, сломался бы. Или убили бы его. Уважаю, молодец! Он тебе теперь обязан, Ир.

– Отвали ты, – фыркнула она, пожала ему руку и призналась после паузы: – Ухожу я, Перец.

– Да? Здорово, и я домой уже собираюсь, тебя подвезти? – не понял он, сграбастал ключ со стола и к двери двинулся, на ходу дергая молнию куртки.

– Ты не понял, Сашка… – Арина закусила губу, сняла свою куртку с вешалки, застегнулась, подтолкнула его в спину. – Идем, подвезешь все же.

– Идем, – кивнул он лобастой башкой. – А чего я не понял-то?

– Я совсем ухожу, Перец. Совсем! Из отдела, из милиции, из структуры! Сов-сем, блин!!! Уф, сказала, наконец! – Она нервно хохотнула, покосилась в коридоре на соседнюю дверь, за которой трудился ее бывший Ванечка. – То-то радости некоторым будет, что я не стану тут крутиться.

Про возможную чужую радость Перцев прослушал, он тут как завелся, как забубнил, что она дура несусветная, что никто так не поступает, что уходить так нельзя, ее в черный список внесут, она сроду работы не найдет и все такое.

– Не стану я ничего искать, Перцев. Дома буду сидеть, пенсию получать и носки вязать.

– Ага! По семь метров, через каждый метр пятка! – заржал он со злостью. – Дура ты, Воробьева! Да и не сможешь ты без дела, я же тебя знаю! Они все равно тебя найдут.

– Кто? – не поняла она, села в его машину, потянула на себя ремень безопасности. – Кто меня найдет, Перец?

– Жмурики!..

Потом она долго и бессистемно отдыхала. Ездила к тетке на Урал, потом к другой в Крым, по очереди гостила у кузин, с которыми не виделась лет по двадцать. Встречали хорошо, душевно. Купила по весне дачный участок, попыталась ковырять грядки, не пошло, продала через месяц. Попробовала ходить на восточные танцы, бросила, сочтя, что невероятно нелепо смотрится с голым пупком и в прозрачных шароварах. Вернулась в спортзал, ее вспомнили, ей обрадовались. Больше всех, кажется, Перцев. Хотя вида и не подал, хмуро кивнув при встрече. Потом после тренировки догнал, схватил за руку.

– Погоди, Ир. – Тут же засопел в сторону, надулся, а когда она попыталась взять его за руку, резко ее выдернул. – Чего пропала-то, не звонишь? Телефон поменяла, сто раз набирал, ты не абонент. Дома тебя нет. Чего так-то, Ир?! Я-то тебе чего?

– Не парься, Перец. – От его жгучей обиды она так растрогалась, что в горле тут же запершило и захотелось вдруг погладить его по лобастой плешивой голове. – Тут я, тут. Телефон был отключен, потому что я немного по родственникам попутешествовала.