Возвращающий надежду
Шрифт:
Стало светлее. Он подошел к белому листу на стене. «Недостойные ваши сограждане, эти канальи, коих возмутительные, бесстыдные и безбожные поступки… « Он прочитал полный угроз приказ до конца, в нем говорилось о пытках, колесовании и иных мерах, и глаза его остановились на подписи:
«Генеральный наместник губернатора граф Огюстен Одиго де Шамбор де Лябр».
Рядом была приписка углем:
«Дождешься ты, граф Негодяй! Жак Босоногий».
Было еще очень рано, и Бернар позавтракал в харчевне «Берег надежды» в долг, потому что у него не было ни су. Хозяин молча прислуживал
В замке от него писем не получали: дороги были перехвачены заставами черни, и на гонцов часто нападали грабители, которым было раздолье в такие времена. Бернар постучал в двери нового дома рядом с ратушей, ему открыли. За служанкой он прошел в прихожую, где в кресле мирно спал Рене Норманн. Тот открыл глаза так, как будто закрыл их секунду назад, и голосом бодрствующего сказал:
— Граф давно ожидает вас, сьер. Мы хотели…
— Рене! — возмущенно перебил Бернар. — Я все ждал, что вы меня разыщете. Чем вас так отвлекли, что вы даже не вспомнили обо мне?
Рене потянулся и благодушно выдавил сквозь зевок:
— Разве плохо в лесу, сынок? На вашем месте я бы не жалел, что не попал в эту заваруху. Сколько я спал, по-вашему? За неделю едва ли сутки. Мятежом охвачена вся округа.
— Свои бросили меня, а мужики спасли! Как же вы не подумали, что я попал в руки Оливье?
— О вас мне рассказали арендаторы. Ну, а Оливье… Гм! Во всяком случае, один из них здесь. В этом доме.
Первой мыслью Бернара было поднять весь дом. Но в тоне оруженосца было что-то настораживающее.
— И вы спокойно сообщаете мне об этом! Что здесь делает Оливье?
Рене хладнокровно ответил:
— Что он делает здесь? Гостит…
— Дайте мне оружие. Вооружитесь сами. Выведите без шума людей, пусть захватят все выходы. Ни один Оливье не должен…
Рене положил руки на плечи воспитанника и пристально посмотрел ему в глаза.
— Успокойся, мальчик. Кроме родовых свар, существует политика. Ваш отец отныне не частное лицо. На его плечах… словом, для этого не время. Другое дело… — тут Рене принялся спокойно и просто соображать: — Если немного яду в пищу… Он скажется только на обратном пути.
— Вы сведете меня с ума! — гневно крикнул Бернар. — Яд! Что же думает отец?
— Мне не дано знать замыслов его светлости, — ответил Рене с некоторым пафосом.
Бернар вынул из ножен шпагу Рене, лежавшую у него на коленях, и большими шагами направился в гостиную. Рене пожал плечами и снова задремал.
Граф де Шамбор и его гость сидели в новом приемном зале, который влетел магистрату в копеечку.
— Чего вы хотите? — говорил граф. — Политические заботы его величества, особенно эта война с Испанией, не дают возможности отменить габель. Без казны нет войны. Те, кто, как я, наблюдал неистовство черни, заверяют, что двести конных дворян легко заменят тысячу уговоров и поблажек. Но местное дворянство…
— Вы
— Верно. Я и сам недавно так рассуждал. Однако осмелюсь напомнить вам, сьер Артур, пословицу о тех, кто рубит сук. Политика — вещь гибкая, мсье, местные дворяне должны объединиться, а не рубить этот сук…
Вошел слуга и доложил:
— Сеньор Бернар де Шамбор.
Бернар широко распахнул дверь и ворвался, звеня шпорами. В руке его была шпага. Он поклонился отцу и звучно, несколько в нос сказал:
— Отец, рядом с вами — убийца и клятвопреступник.
Старый Оливье вздрогнул. Ноздри его вислого носа зашевелились. Граф Одиго успокоительным жестом прикоснулся к его плечу.
— Прошу извинить моего малыша: он все еще играет в войну. — И повернулся к сыну. — Сударь, признаюсь, у вас странные понятия о гостеприимстве! Перед вами сеньор Артур Оливье де Труа, глава одного из старинных семейств Франции. Сеньор Артур сожалеет об обидных недоразумениях, бывших между вами. Он отдает должное твоему мужеству. Мало того, оказывает тебе незаслуженную честь…
— Я хотел убить его, — крикнул Бернар. — И жалею, что не смог!
Маленькие глазки Артура Оливье вспыхнули.
— Учтивость и любезность, вижу я, несвойственны вам, — проскрипел он. — Равно как и справедливость. Не кто иной, как я, пытался остановить схватку. Вы же великодушно отблагодарили меня, сломав мне плечевую кость.
— Сударь, — вмешался отец, — сьер Артур предлагает тебе, самонадеянному и дерзкому юнцу, руку своей дочери, мадемуазель Антуанетты. Это наилучший способ покончить со всеми обидами, как истинными, так и мнимыми. Простите…
Он отвел сына в сторону и шепнул:
— Мне необходимо найти опору среди местного дворянства. Этим браком я уничтожу своих злейших врагов: превращу их в своих родственников.
Не ответив ни слова, Бернар повернулся и вышел. Слова древних трагедий и грубая брань мешались у него в голове. К нему подошел Рене.
— Вы приняли все так близко к сердцу… — пробурчал он, не умея утешать. — Ну да, Оливье затеяли весь этот спектакль, чтоб взять вас заложником, а там и женить, только и всего; в мире, где копье на копье, ненависть житейским расчетам не помеха. Но вы их слишком разозлили, и они зашли дальше, чем хотели. Езжай-ка домой, мальчик: хороший конь да надежное седло — вот что проясняет голову и очищает кровь!
На конюшне не оказалось лошадей: все были разобраны, все были в деле. Рене вручил Бернару деньги и посоветовал взять лошадь в харчевне «Берег надежды».
Заморенная рабочая лошадь никогда не несла на своей костлявой спине такого неистового всадника. Она лягалась, выкидывала нелепые прыжки на своих разбитых ногах и даже пыталась кусаться, но была жестоко укрощена. И когда, наконец, перед скачущим расступились дубы аллеи, протягивая вслед ему длинные тени, старая кляча не выдержала несносных обид и повалилась. Только тогда Бернар опомнился. С мучительным чувством смотрел он на издыхавшее животное.