Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма

Кук Глен

Наши бывшие стражи решили выслужиться перед Госпожой и повели к ней пленников.

Нож узнал нас, едва мы покинули загон.

С виду он вполне мог сойти за нара – высокий, черный, мускулистый, без единой унции жира. Немногословен, однако выглядит внушительно.

Его происхождение было неясным. Он пришел в Таглиос с Плетеным Лебедем и Корди Мэзером, спасшими его от крокодилов где-то в семи тысячах миль к северу от таглиосской границы. Одно все знали наверняка, да и сам Нож не скрывал своей ненависти к жрецам – всем вместе и каждому

в отдельности, вне зависимости от их конфессий. Было дело, я считал парня атеистом, отвергающим саму идею насчет богов и веры, но потом убедился, что его ненависть распространяется лишь на служителей культа религии. Наверное, это коренилось в его прошлом.

Но теперь это не важно.

Нож забрал нас с Синдху у охраны:

– Ох и запашок от тебя, знаменосец.

– Так позови служанок, пусть приготовят ванну.

Я и вспомнить не мог, когда в последний раз мылся. В Дежагоре воды на подобное баловство не имелось.

Теперь-то, конечно, можно плескаться сколько хочешь, вот только грязновата эта водица.

Нож снабдил нас чистой одеждой, реквизированной у южных офицеров, дал возможность помыться и отвел к малоопытным полевым лекарям, которых Костоправ набрал для таглиосских войск. О том, как лечить свистуху, они знали еще меньше моего.

Госпожа приняла нас лишь днем. Ей уже сообщили, что пленные – беглецы из города.

– Почему ты дезертировал, Мурген? – резко спросила она.

– Я не дезертировал. Мы решили, что кто-то должен пойти и разыскать тебя. Этим кем-то и посчастливилось стать мне.

Она в скверном настроении и, похоже, сама чем-то хворает, значит шутки в сторону.

– Одноглазый с Гоблином посчитали меня единственным достойным доверия и способным пробраться через вражеские посты. Сами они уйти не могли. Ну а я не справился.

– Зачем вообще понадобилось посылать ко мне?

– Могаба вообразил себя живым богом. Мы окружены водой, южанам к городу не подступиться, и теперь Могабе нет нужды уживаться с теми, кто не во всем с ним согласен.

– Чернокожие уверены, что служат богине, Госпожа, – сказал Синдху. – Но их ересь нелепа. Они даже хуже неверующих.

Я навострил уши. Может, узнаю побольше о его единоверцах? Не все мне с ними понятно. В частности, надо бы выяснить, не они ли похитили меня и пытались убить Могабу.

Однако я не мог представить, для чего им это могло понадобиться.

Синдху переговорил с Госпожой. Его ответы на ее вопросы ничего мне не сказали.

Один раз Госпожа прервала допрос из-за тошноты. Маленький тощий старикашка по имени Нарайян, вертевшийся поблизости, отчего-то несказанно обрадовался этому. Кстати, Синдху оказывал старикашке заметное почтение.

Их присутствие мне не нравилось. То немногое, что я знал об их культе, убеждало: мне не хочется, чтобы они влияли на моих начальников.

Допрос завершился. Дружки Ножа отвели меня к Лебедю с Мэзером. Это означало, что можно наконец поговорить на нормальном

языке. Однако вскоре я почувствовал себя всеми забытым.

– Что дальше будем делать? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Лебедь. – Мы с Корди просто таскаемся за ее светлостью и делаем вид, что вовсе не следим за ней по поручению Прабриндра Дра с Радишей.

– Делаете вид?

– Что толку от соглядатая, который каждой собаке известен? Хотя это в основном заботы Корди. Из нас двоих он с Бабой в ладушки играет.

– То есть это не просто сплетни? Он вправду путается с Радишей?

– Что, трудно поверить? Да, рожа у нее… Эй, Корди! Где картишки? Тут объявился лопух, который возомнил, что умеет играть в тонк.

– Возомнил? Лебедь, сядешь со мной играть – решишь, что это я тонк изобрел.

Мэзер был довольно скромным парнем порядочного роста, с имбирно-рыжими волосами и на общем фоне выделялся лишь тем, что был белым в стране, где разве что гаремных девочек с рождения прячут от солнца.

– Опять у Лебедя словесное недержание? – спросил он.

– Да похоже на то. Я, между прочим, на тонке карьеру сделал. Если не можешь обыграть бродячего шулера, рискуешь вылететь из Отряда.

Мэзер пожал плечами:

– Ну, этак ты живо Лебедя без штанов оставишь. Вот колода, сдавай. А я схожу узнаю: может, и могучий генерал Нож захочет с нами посидеть.

– Отсюда ему Госпожу не увидеть, – проворчал Лебедь.

Ну да, известное дело – зелен виноград.

Усмешка Мэзера подтвердила мою догадку.

– Да что в ней такого? – спросил я. – Каждый, кто хоть пять минут возле нее покрутится, тут же слюни пустит, язык вывалит и все вокруг перестанет замечать. Вот я сколько лет был с нею рядом, знаю, что все у нее на месте, лучше и не бывает, однако не помню, чтобы хоть разок возбудился. Да и как ни крути, она не просто баба, а Госпожа и жена Старика.

Ну, последнее не совсем верно: через меч перелезть никто из них так и не удосужился.

Лебедь стасовал колоду:

– Снимешь?

Сниму. Всегда снимаю. Одноглазый приучил.

– Неужели и вправду никаких чувств? – спросил Лебедь. – Стоит ей мимо пройти, и у меня в башке все кувырком. А раз она теперь вдова…

– Не думаю.

– Что?

– Какая же она вдова? Костоправ-то жив.

– Ч-черт, и тут не везет… А хочешь, сложим колоду так, чтобы Корди решил, что выиграет, и разденем его?

Стоило мне покачать головой, и Лебедь пожелал узнать, почему я считаю, что Костоправ жив. Некоторое время я уклонялся от определенного ответа, и тут вернулся Мэзер:

– Нож занят – ищет позицию, с которой удобней рассматривать нашу колдунью. Лебедь, ты небось опять колоду зарядил? Нет? Баловство это пустое; пересдай.

– Учитесь, слабаки, – проворчал я. – Глядите. – У меня на руках были два туза, пара двоек и тройка. Автоматический выигрыш; такой расклад почти не бьется. – И ведь совершенно честно.