Возвращение чудес
Шрифт:
– Стремление к разнообразию. Типично для жизни в любых формах. Когда-то ученые думали, что поймали Бога за бороду, открыв второй закон термодинамики, и начали трактовать его в общефилософском смысле - я имею в виду закон, а не Бога. Мол, чего ерундой заниматься, всё равно помрем… Всех поглотит энтропия, и ни следа, ни памяти не останется. А потом, лет через триста, заметили: разнообразие вокруг, оказывается, не сходит на нет. Скорее наоборот. Дедушка Дарвин давно всех предупреждал, да ведь не слушали старика.
Мое паясничанье объяснялось просто: я понял, к чему
Одно оставалось несомненным. В этот раз наша беседа закончится нормально - независимо от откровений, которые всплывут в ее ходе.
– Разнообразие… - повторила моя собеседница, усмехнувшись по поводу моих объяснений.
– Само по себе оно мало что объясняет. Это лишь следствие, а не причина. Мне кажется, Алексей, наш мир вырабатывает новую этическую систему.
Я вновь пожал плечами:
– Он это делает постоянно. Вернее, делаем всё мы. Мир тут как бы ни при чем.
– Снова верно, - серьезно подтвердила Марго.
– Многие вещи в нашем мире меняются постепенно, и ценности относятся к этому числу. Однако у тебя, Алексей, - тут она шутливо улыбнулась, - у тебя нет выбора.
– Звучит пессимистично.
Марго вернулась и села рядом со мной, заглядывая мне в лицо. Мягко продолжила:
– Мы, так называемые боги, взяли тебя за шиворот и втащили в свой мир. Мы не спрашивали, нужно ли это тебе, согласен ли ты с нашим решением. Веришь ли, мне хочется извиниться за это своеволие.
Я протянул руку и сорвал с дерева листочек. Продолговатый, со светлыми прожилками и желтоватой каймой, жесткий на ощупь. Машинально потирая его пальцами, я подхватил:
– …но. У вас есть великолепная теория, что воспитывать можно и следует не только детей. А за то, что человек стал умнее, культурнее и вообще лучше, извиняться вроде как странно. Понимаю.
Посмотрев на собеседницу, я быстро добавил:
– Извини, если в моих словах тебе послышался какой-нибудь упрек. Я ничего такого не подразумевал… мне только сейчас становится понятным, как на всё это смотрите вы.
С теплой нежностью Марго коснулась моего колена и неожиданно предложила:
– А ты не пытайся смириться.
– Что?
– удивленно переспросил я.
– Скажи, что ты думаешь. Точка зрения Клода не обязательно совпадает с моей, а уж у тебя наверняка есть собственное мнение. Ты согласился принять наши ценности, но так ли это правильно, Алексей?
– Принять чужие ценности? Что ж, Марго, все мы понемногу изменяемся, приспосабливаемся к окружающим. Это естественно.
– Понемногу, - повторила моя собеседница.
– Именно понемногу. И поэтому возраст имеет значение.
– Ты хочешь сказать, я не смогу согласиться с вашей точкой зрения? Просто так, сразу?
Марго встала, направилась куда-то вглубь дома. Из темного коридорчика раздался ее голос:
– Я хочу сказать, Алексей, что все мы - Клод, я, Ларри, еще несколько незнакомых тебе долгожителей, - все мы представляем собой людей, глубоко испорченных годами. Мы медленно, постепенно изменялись, и не всегда эти изменения были к лучшему.
Она
– с настоящими хрустальными бокалами в другой. Поставила всё на стол, ловким движением откупорила бутылку, разлила по бокалам бордово-красную жидкость. Взяла бокалы, один протянула мне. Улыбнулась:
– Давай выпьем за встречу. И пусть всё неприятное растворится в этом вине.
Напиток оказался сладковатым, но одновременно терпким на вкус. Мне он понравился - к списку моих любимых вин следовало добавить еще одно.
– Его делают здесь, в Адриаполе, - словно прочитав мои мысли, заметила Марго.
– Из бронзового винограда и вишни, с добавлением меда.
– Здорово!
– сказал я, а потом, усмехнувшись, добавил: - Постоянно так выходит, что ты являешься как бы моим гидом. Я до сих пор помню тот ресторанчик на Менигуэне. "Забытые мелодии". Там мы с тобой впервые танцевали, а потом ты читала стихи.
Я задумался, на миг окунувшись в воспоминания. Тогдашняя романтическая обстановка казалась мне теперь почти невозможной. Как будто всё случилось не со мной. Или не год назад, а когда-то в далекой юности.
– Ты подарила мне незабываемые моменты, Марго. Черт побери, я был совсем не прав, обругав тебя на "Аркадии".
"Что бы я ни говорил, что бы ни происходило… я люблю тебя", - произнес я мысленно.
– Я тебя тоже люблю, Алексей, - сказала моя собеседница серьезно.
– И те моменты… они останутся и в моей памяти.
Она взяла из моих рук пустой бокал, наполнила его снова. Отдала, задержав ладонь на моей кисти. Заглянула мне в глаза.
– Когда выясняется, что любимый человек играл роль, - почти шепотом выговорила Марго, не отводя взгляд, - это всегда чудовищно. Из каких бы побуждений он это ни делал. Мы боимся лжи, Алексей. Под маской может оказаться чужое, незнакомое лицо, к которому вновь нужно привыкать.
После этой странной речи она немного отодвинулась и продолжила нормальным тоном:
– Мне было трудно тебя обманывать. Как раз потому, что ты мне глубоко симпатичен. Всё в конечном счете сработало, твои способности начали раскрываться, но нам двоим это стоило нервов.
– Она криво улыбнулась.
– Вся эта игра привела к тому, что ты стал недооценивать самого себя. Чувствовать себя мальчишкой перед нами, долгожителями. Клод наверняка посчитал, что это хорошо, и кое о чем промолчал.
Я заинтересованно посмотрел на собеседницу:
– И о чем же?
Марго вновь поднялась, а затем присела в моих ног. Положила руки на мои колени.
– Эта цивилизация, - произнесла она отчетливо и тихо, - обладает удивительным потенциалом. Понимаешь, Алексей, не все миры одинаковы. Во многих развился человек, но только земляне сделали первый шаг в космос, к объединению. Только земляне. Ты знаешь, что я не люблю пафоса, однако это был настоящий прорыв. Человечество перестало зависеть от единственной планеты и ее экосистемы. Мы начали собираться воедино. А Фрида… она в каких-то отношениях повторяет Землю больше, чем другие.