Возвращение государя
Шрифт:
Но не только он заметил скакавшего по равнине мага. Черная тень метнулась тому наперерез, но Гэндальф воздел руку, и в небо ударил ослепительный белый луч. Назгул с воем вильнул в сторону, и это поубавило решимости у остальных. Быстрыми кругами они взвились к облакам и унеслись на восток. Над Пеленнором стало чуточку посветлее.
Гэндальф съехался с верховым, и оба остановились, поджидая спешенных воинов. Из Ворот уже валом валили люди, и в город спасенные вошли в окружении целой толпы. Сообразив, что скорее всего они направятся в цитадель, к наместнику, Пиппин поспешил туда, протискиваясь среди
На улицах звучали громкие крики — выкликали имена Фарамира и Митрандира. Зажглись факелы, и хоббит увидел медленно ехавших бок о бок в сопровождении множества людей всадников. Один, весь в белом, больше не испускал свечения; его одежды поблекли, словно на них накинули пелену или внутренний огонь истратил себя. Другой, в темном плаще, уронил голову на грудь и, похоже, едва держался в седле. Перед цитаделью оба спешились: конюхи увели лошадей, а они зашагали вперед: Гэндальф размашисто и твердо, а его спутник в зеленом пошатываясь, как если бы смертельно устал или был ранен.
Протиснувшись вперед, Пиппин разглядел бледное лицо Фарамира, и у него перехватило дыхание. За горделивым спокойствием угадывалась память о недавно перенесенном ужасе, совладать с которым позволила лишь могучая воля. А как похож Фарамир на своего старшего брата, всегда восхищавшего Пиппина мужественной красотой и манерой держаться! Приглядевшись, хоббит изумился другому, не так бросавшемуся в глаза, однако несомненному сходству. Суровое величие, затаенная в глазах печальная мудрость заставляли вспомнить об Арагорне. Весь облик Фарамира, быть может, не столь явно, как у царственного наследника Исилдура, указывал на древнее и высокое происхождение. В жилах обоих текла незамутненная кровь Старшего Рода. Теперь хоббит прекрасно понимал порыв Берегонда; он видел перед собой подлинного вождя, за которым всякий, включая и его самого, последовал бы даже в тень черных крыльев.
— Фарамир! — кричал Пиппин вместе со всеми, поддавшись общему ликованию. — Фарамир!
Фарамир, видимо, услышал непривычно звучавший голос, поискал глазами, откуда он доносится, и на лице его отразилось неподдельное изумление.
— Хафлинг в доспехах цитадели! — воскликнул воин. — Откуда?
— Из своей страны, — ответил Гэндальф. — Сюда приехал со мной. Но не стоит задерживаться, ты устал, а нас ждут и впереди долгий разговор. Он пойдет с нами, и не только для того, чтобы удовлетворить твое любопытство. Ему пора на службу, если он еще не забыл, что состоит при особе правителя. Идем.
В личных покоях Дэнетора, вокруг жаровни с угольями, были расставлены три кресла. Слуги принесли вино и удалились, а Пиппин остался стоять за спиной правителя. Фарамир сел по левую руку от Дэнетора, Гэндальф разместился в высоком резном кресле по правую. Отпив вина, Фарамир начал рассказ, и хоббит, жадно прислушиваясь, совершенно позабыл об усталости. А вот маг чуть ли не дремал — доклад Фарамира о событиях за Рекой не слишком его интересовал. Разгром одного харадского отряда, пусть даже подкрепленного мумаком, представлялся магу, как и прочие пограничные стычки, делом малозначительным.
— Я должен поведать еще кое о чем, — сказал Фарамир и неожиданно посмотрел на Пиппина. —
При этих словах Гэндальф резко выпрямился и вцепился в подлокотники, но не проронил ни слова и суровым взором оборвал готовое сорваться с губ Пиппина восклицание. Дэнетор смерил глазами обоих и кивнул, словно в знак того, что понял куда больше, чем было сказано. Фарамир подробно поведал о встрече в Итилиэне, причем смотрел главным образом не на отца, а на Гэндальфа, а временами, словно желая освежить воспоминания, косился на Пиппина.
Когда молодой вождь рассказывал о Фродо, Сэме и событиях в Хеннет-Аннун, Пиппин заметил, что руки старого мага мелко дрожат, и сам смертельно перепугался. Да и как было не испугаться, коли Гэндальф — не кто-нибудь, а сам Гэндальф! — не мог совладать со своей тревогой. Ну а услышав о намерении хоббитов идти к Кирит-Унгол, маг не выдержал и вскочил на ноги.
— Кирит-Унгол? — переспросил он. — Моргульская долина… Время, Фарамир, я хочу знать время! Когда ты с ними расстался? Когда они доберутся до этой проклятой долины?
— Мы распростились утром два дня назад, — ответил Фарамир. — Оттуда до Моргулдуина будет лиг пятнадцать, если идти прямиком на юг. Как бы они ни спешили, им не попасть туда раньше сегодняшнего дня. Теперь я понял, чего ты боишься, Митрандир. Но успокойся, этот мрак не имеет отношения к ним. Тень поползла на запад еще вчера вечером и накрыла Итилиэн прошлой ночью. Ясно, что Враг готовил нападение заранее и назначил час задолго до того, как я расстался с хафлингами.
— Позавчера утром… — бормотал Гэндальф, беспокойно расхаживая взад и вперед. — Три дня пути. А где вы расстались, далеко ли это место отсюда?
— Лигах в двадцати пяти, — сказал Фарамир. — Я не мог вернуться раньше, потому что заходил на остров Кэир-Андрос. Там у нас пост, и там оставались кони. Я взял лошадей и поскакал с верховыми к городу, а остальных людей отослал к Осгилиату усилить охрану бродов. Надеюсь, — тут он посмотрел на отца, — все сделано правильно?
— Надеешься?! — вскричал Дэнетор, и глаза его вспыхнули. — Зачем ты спрашиваешь? Командовал сам, решал все сам, а теперь хочешь знать мое мнение? Мои советы уже давно ничего для тебя не значат! Думаешь, я не заметил, как ты смотрел на Митрандира, дожидался от него одобрительного кивка да гадал, не сболтнул ли лишнего в присутствии собственного отца! Я, может, и стар, но из ума пока не выжил, не оглох и не ослеп. Умолчал ты о многом, но мне все понятно и без слов. О Боромир, почему тебя нет со мной?!
— Если ты не одобряешь мои поступки, отец, — спокойно отозвался Фарамир, — я хотел бы знать, что сделал не так. И почему, посылая меня на вылазку, ты и словом не обмолвился о том, чего от меня ждешь?
— Можно подумать, это могло бы что-нибудь изменить! — раздраженно ответил Дэнетор. — Ты все равно поступил бы по-своему. Мне ли тебя не знать, ты всегда и во всем стремишься выказывать благородство и великодушие на манер древних королей. Все это, может быть, и неплохо для высокородного властителя во дни мира и благоденствия. Но на войне доверчивость и доброта могут обернуться гибелью!