Возвращение государя
Шрифт:
— Я… это… с вашего разрешения, — в ужасе залепетал Пиппин, но, так и не договорив, стремглав бросился из обители смерти.
— Бедный Фарамир! — твердил он себе. — Это ж надо додуматься — заживо хоронить! Его не оплакивать надо, а лечить! Тут без Гэндальфа не обойтись, он позарез нужен. Но где его сыскать? Он небось в самой гуще сражения. Будет ли у него время заниматься умирающим да безумцем?
— Эй, — крикнул Пиппин одному из слуг, вставшему на часах у двери. — Твой господин не в себе. Не торопись исполнять приказы. Главное, не приноси сюда огня, пока Фарамир жив. Дождись Гэндальфа!
— Разве
— Видать, Серый Странник, раз больше некому! — бросил в сердцах Пиппин и со всех ног припустил по извилистой дороге назад к городу. Он промчался мимо ошарашенного привратника и бежал, не останавливаясь, пока не достиг ворот цитадели.
— Куда это ты так спешишь, друг Перегрин? — окликнул страж, в котором хоббит узнал Берегонда.
— Митрандира ищу, — ответил запыхавшийся Пиппин.
— Коли правитель послал, стало быть, дело спешное, — почтительно сказал Берегонд. — Я не вправе тебя задерживать, но может, все-таки скажешь, что тут происходит? Я только заступил на пост, а мне говорят, правитель, мол, отправился к Фен-Холлен, Запертой Двери, а перед ним слуги несли Фарамира.
— Все точно, — подтвердил Пиппин. — Несли и принесли. По улице Безмолвия прямиком в Дом Усопших.
Берегонд опустил голову, пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы.
— Я слышал, будто он при смерти, — упавшим голосом проговорил Страж, — но никак не думал, что умрет так скоро.
— Да он вовсе не умер! — воскликнул Пиппин. — По моему разумению, его еще можно спасти. Вся беда в том, что правитель пал раньше своего города. Вбил себе в голову, будто все кончено и, кроме смерти, уповать не на что. Худо дело… — хоббит коротко поведал о странных словах и поступках Дэнетора. — …Теперь понимаешь, почему мне нужно срочно найти Гэндальфа?
— Тогда иди вниз, где идет битва. Он там.
— Так и сделаю, благо правитель разрешил мне идти куда угодно. А тебя, Берегонд, вот о чем попрошу — не дай случиться самому страшному. Помешай ему сжечь заживо себя и сына!
— Но как? Я ведь на страже и не могу покинуть пост без приказа самого правителя.
— Выбирай! — взъярился Пиппин. — Или приказ, или жизнь Фарамира! Неужто до тебя не дошло: Дэнетор спятил! Он не может больше править, да и не хочет! Ну, мне некогда. Коли смогу, вернусь.
Хоббит помчался вниз, к наружным стенам. Встречные, завидя плащ и доспехи цитадели, окликали его, верно, надеясь услышать новости из Башни, но он, не обращая внимания, пробегал мимо, пока не миновал Вторые Ворота и не оказался в охваченном пожарами нижнем круге. Здесь его поразила тишина. Хоббит едва успел подумать о том, почему же не слышно ни криков, ни лязга оружия, как воздух потряс вырвавшийся одновременно из множества глоток вопль, а следом за ним — чудовищной силы глухой удар. Пиппина охватил страх, однако он, с трудом унимая дрожь в коленках, все же обогнул угол и, уже ступив на площадь перед Воротами, остолбенел. Гэндальф был там, но Пиппин не окликнул его, а отпрыгнул, сжался в комочек и затаился в тени.
Начавшийся в середине ночи штурм продолжался. Гремели барабаны, с юга и с севера накатывали все новые полчища. В красном неровном свете казалось, будто
Еще громче ударили барабаны, еще выше взвились надо рвами языки пламени, и вперед выдвинулся огромный, намного превосходивший размерами все прочие боевые машины, таран. Долго ковали его в темных кузницах Мордора. Подвешенный на мощных цепях, длиной с огромное дерево, он имел наголовье из вороненой стали в виде безобразной оскаленной волчьей морды и таил в себе заклятие, несущее разрушение. В память о Молоте Подземного Мира давних времен таран называли Грондом. Его волокли мумаки, вокруг сновали целые толпы орков, а позади вышагивали горные тролли.
Но сопротивление у Ворот было особенно сильным: там стояли насмерть рыцари Дол-Амрота и самые стойкие из воинов города. Со стен тучами летели камни, копья и стрелы, осадные башни рушились или внезапно вспыхивали, как факелы. Земля пропиталась кровью, всюду громоздились трупы, но нападавшие, словно впав в безумие, рвались напролом, прямо по обломкам машин и телам павших соратников.
Гронд, хоть и медленно, но продвигался вперед. Обивка защищала его от зажигательных стрел, а если какой-нибудь раненый мумак впадал в бешенство и давил обступивших его орков, место затоптанных тут же занимали другие.
Бой барабанов уподобился грому, и на виду у защитников появилась ужасная фигура: рослый всадник в черном плаще с низко надвинутым капюшоном. Он ехал медленно, попирая трупы копытами своего коня и не обращая внимания на свистевшие вокруг стрелы. Остановившись, всадник взмахнул длинным тускло светящимся мечом, и волна неодолимого ужаса захлестнула и оборонявшихся, и наступавших. Оружие падало из слабеющих рук, никто не мог натянуть тетиву. На миг все стихло.
Снова грянули барабаны. Мощным рывком Гронд подтащили к самым Воротам. Могучие лапы троллей качнули его, и на створы обрушился первый удар. Содрогнулись стены, грохот прокатился по всему городу, но сталь выдержала. Тогда Черный Предводитель приподнялся на стременах, и над полем боя троекратно прозвучало древнее заклинание. Слова давно забытого языка были исполнены такой силы, что могли сокрушать и людские сердца, и мертвый камень.
Трижды ударил таран, и третий удар оказался роковым. С ослепительной, словно сверкнула молния, вспышкой огромные Ворота рухнули и рассыпались грудой обломков.
Предводитель назгулов — черная тень ужаса и отчаяния — проехал под аркой, где никогда прежде не проходил ни один враг. Никто не препятствовал ему, защитники Ворот бежали в полном смятении. Все, кроме одного.
Посреди площади за Воротами, верхом на застывшем, словно он сошел с одной из резных картин на Рат-Динен, Светозаре, противника поджидал Гэндальф.