Возвращение государя
Шрифт:
Хоббит еле переставлял ноги. Он отставал, и факелы вперед медленно удалялись, пока их свет не исчез. В глазах было темно, ему думалось, что перед ним мрачный тоннель, ведущий в могилу, откуда нет выхода. Неожиданно сквозь тягостный бред донесся живой голос.
— Мерри! Вот так удача, я все-таки тебя нашел!
Хоббит потряс головой, и туман перед глазами немного рассеялся. Он обнаружил себя в узком переулке нос к носу с Пиппином. Больше поблизости никого не было. Мерри протер глаза.
— Где король? — спросил он. — Где Эйовин? — но тут же пошатнулся, сел на ступеньку какого-то крыльца и заплакал.
— Их унесли в цитадель, — ответил Пиппин. — Ты не иначе как
— Нет, — пробормотал Мерри. — Вроде бы нет. Только вот правая рука не слушается, отнялась, когда я его ударил. А меч мой сгорел, целиком сгорел, точно щепка.
Пиппин ничего не понял, но встревожился — никак его друг бредит.
— Пойдем со мной, — сказал он. — Вижу, тебе трудно, но ты уже постарайся. Я бы сам тебя понес, да силенок не хватит. Им надо было и тебя положить на носилки. Но ты уж не обижайся, тут, в городе, все такого страха натерпелись, что немудрено было проглядеть одного бедного хоббита, бредущего с поля боя.
— Оно не всегда худо, ежели тебя проглядят, — откликнулся Мерри. — Вот недавно он меня не заметил, и… Нет, не могу об этом! Помоги мне, Пиппин. В глазах опять темно, и рука совсем захолодела.
— Мерри, дружище, обопрись на меня, — Пиппин подставил плечо. — Вот так, пошли. Шаг за шагом, глядишь, и дойдем. Тут недалеко.
— Ты ведешь меня, чтобы похоронить? — вяло спросил Мерри.
— Да ты что, какие похороны? — Пиппин старался, чтобы голос его звучал бодро, хотя сердце разрывалось от боли и жалости. — Мы идем в Палаты Исцеления.
Они вывернули из переулка, зажатого между высокими домами и наружной стеной четвертого круга, вышли на главную улицу и стали подниматься к цитадели. Мерри шатался и бормотал что-то бессвязное, ноги его заплетались.
«Не дотащить мне его, — подумал Пиппин. — Что же делать? Здесь оставить не могу, а помочь, как назло, некому».
Но тут послышался топот: по улице во всю прыть бежал мальчишка, и когда он поравнялся с хоббитами, Пиппин узнал давешнего своего приятеля Бергила, сына Берегонда.
— Эй! — окликнул паренька Пиппин. — Рад видеть тебя живым. Куда несешься как угорелый?
— Бегу с поручением к целителям, — ответил Бергил. — Поручение важное, задерживаться не велено.
— И не надо, — махнул рукой Пиппин. — Ты только передай им, что тут у меня раненый хоббит… скажи лучше «периан», понятнее будет. Он идет с поля битвы, до города кое-как дотащился, а дальше уже не может. А увидишь Митрандира, расскажи и ему, он рад будет. Бергил убежал.
«Подожду здесь», — подумал Пиппин. Он осторожно уложил Мерри на мостовую, выбрав место, где пригревало солнышко, сел рядом и положил голову друга себе на колени. Правая рука Мерри бессильно обвисла; тронув ее, Пиппин вздрогнул. Она была холодна как лед.
Довольно скоро их нашел самолично Гэндальф. Маг склонился над Мерри, погладил его по лбу и бережно поднял на руки.
— Его следовало внести в город с почестями, — сказал он, — вот уж кто полностью оправдал мои надежды. Хорошо, что Элронд тогда уступил; не отпусти он вас с отрядом, этот день мог бы стать куда печальнее.
Гэндальф вздохнул.
— Но теперь мне надо заботиться и о нем, а ведь судьба сражения еще не решена.
Так и получилось, что Фарамир, Эйовин и Мериадок оказались в Палатах Исцеления. Ухаживали за ними очень хорошо, ибо, хотя многое
— Умрет, бедненький, вот ведь горе какое. Прежде, когда в Гондоре были короли, такого бы не случилось. В Книгах Премудрости-то сказано: «Руки короля — руки целителя». Так настоящего короля и узнавали.
— Ох, Йорет, люди надолго запомнят твои слова! — воскликнул стоявший рядом Гэндальф. — Они сулят надежду. Быть может, король уже здесь, в Гондоре. Ты ведь слышала, о чем толкуют на улицах.
— Мне не до того, — проворчала сиделка. — Мое дело печься о хворых, а не собирать досужие слухи.
Но Гэндальф уже поспешно вышел. Закат догорел, и на все еще дымившуюся местами равнину опустился серый, как зола, вечер.
Незадолго до этого Арагорн, Эйомер и Имрахил в окружении своих рыцарей и командиров приблизились к городу. У самых ворот Арагорн сказал:
— Смотрите, как полыхает заходящее солнце. Это знак того, что в нашем мире грядут великие перемены. Но город и вся страна долгие годы пребывали под властью наместников, и я не хочу входить незваным. Война не кончена, нельзя давать повод к раздорам. Я не стану предъявлять свои права до победы. Мой шатер будет стоять в поле, а коли правителю будет угодно меня увидеть, пусть пригласит.
— Но ты уже поднял королевское знамя и явил все знаки Дома Элендила, — возразил князь. — Неужто ты потерпишь, чтобы кто-то оспорил твои притязания?
— Нет, — ответил Арагорн. — Но, по-моему, время еще не пришло, и я не желаю ссориться с кем бы то ни было, кроме Врага и его прихвостней.
— Мудро, — согласился Имрахил. — Я Дэнетору родич и хорошо знаю его нрав. Он всегда отличался гордостью и упорством, а к старости, да со смертью сына стал еще более подозрительным и суровым. Но пристало ли тебе оставаться за воротами, как какому-нибудь нищему бродяге?