Возвращение к любви
Шрифт:
— Папа! — Лия обняла его и поцеловала в щеку. — Что ты еще добыл? А знаешь, Николаю Будяну, — глазами она указала на журналиста, — твоя коллекция нравится!
Станчу горячо пожал руку молодому человеку.
— Я слышал его слова и рад этому. — Виктор помолчал, изучая юношу взглядом. — Виктор Станчу, — представился он. — Это вы весной писали о Максиме Моге? Читал и хвалю, — одобрил он статью. — Надо думать, вы к нам снова — по душу Моги?
Будяну покраснел.
— Признаться, так оно и есть.
— Но вначале мы собираемся побывать в Селиште, — сказала Лия. — Это, в сущности, мое предложение.
Виктор возвратился домой в мрачном настроении. Искушение проехаться вместе с Анной было велико, он хотел накануне предупредить Марию, что едет с Могой в Стэнкуцу. Но, представив себе, какую сцену она ему закатит, если узнает, что с ними была также Анна, он отступил. Виктор понимал, что поступает нелепо, ведь никакого преступления он не совершал. Поедет он с Анной или нет, чувство к ней останется, но сил для того, чтобы все-таки поехать, не нашел. Вечером звонил Моге, чтобы предупредить, и если бы тот настаивал, поехал бы, но дома его не застал. Утром с той же мыслью поехал в Пояну, но там уже не было ни Максима, ни Анны.
Уехали, стало быть, вдвоем!
Виктор обнаружил вдруг, что ревнует, чего с ним не случалось уже давненько. Не мог даже вспомнить, когда. И лишь теперь, узнав, что Мога за ним приезжал, несколько успокоился. А потому охотно отозвался на просьбу дочери:
— Хорошо. Костика оставит вас в Селиште, а вечером приедет за вами снова. Подходит? Хотя завтра воскресенье, мы работаем, так что днем машина понадобится здесь.
Мария принесла обед, Лия накрыла стол, нарезала хлеб, и все расселись по местам. Мария и Виктор оказались рядом, что случалось теперь редко и то по праздничным дням, а отличное настроение молодежи позволило им ненадолго унестись душой к их собственным молодым годам.
Лия настояла на том, чтобы гости остались у них ночевать, как и уславливались вначале. Но присутствие ее родителей напомнило Миоаре и Матею, что их тоже ждут родные, и оба решили уехать. Николаю Будяну пришлось присоединиться к ним, хотя ему очень не хотелось расставаться с Лией.
— Итак, утром — в Селиште, — напомнила она, весело провожая сверстников.
Мария озабоченно поглядела вслед дочери: и завтра она поедет в соседнее село вместе с этим глазастым журналистом? Нужен ли ее Лии этакий ветрогон, вечно гоняющий по дорогам страны? Не будет им никакого Селиште!
Молодые люди могли вернуться в Пояну автобусом, но Станчу вызвался подбросить их машиной. Обернуться туда и обратно за полчаса было вполне возможно. Он побывал уже во всех бригадах с проверкой, не обнаружил причин для тревоги и мог позволить себе такую прогулку. В Пояне, попрощавшись с молодыми, Станчу отправился в дирекцию совхоза. Его вела робкая надежда: может быть, Мога уже вернулся? И грызла сердце давешняя тоска, та самая неуверенность, которая помешала ему поехать в Стэнкуцу. До сих пор Виктору всегда удавалось успешно завершить все свои начинания и замыслы, какой бы сложной ни оказывалась обстановка.
Адела сообщила ему, что ни Моги, ни Томши на месте нет. Тогда Станчу отправился к Иону Пэтруцу, где застал также Драгомира Войку и Антона Хэцашу.
— Разве ты не уехал с Максимом в Стэнкуцу? — с
Станчу пожал плечами:
— Дела, мой милый, дела! Ничего не попишешь! — назвал он обычный предлог, наиболее подходящий, если нельзя сказать правду.
— А я хотел пригласить тебя на рыбалку, — сказал Хэцашу. — Драгомир тоже едет, но Ион категорически отказывается. Занят, говорит, по горло, вместо рыбы ловит цифры, да не может поймать.
— Сиди-ка ты лучше дома, — ответил Ион. — Поймаешь еще карпа кило на десять и схватишь от радости инфаркт!
— Где же он, этот карп! — широко развел руками Хэцашу, готовый схватить в объятия обещанную сказочную рыбину.
В ту минуту в комнату вошел молодой человек с портфелем, с перекинутым через руку пиджаком. На нем была серая сорочка с короткими рукавами, джинсы и туфли на высоких каблуках. Серые глаза незнакомца быстро скользнули по лицам присутствующих, задержались на Хэцашу, который торопливо заложил руки за спину, словно что-то спрятал.
— Здравствуйте, — поздоровался гость. — От души сочувствую, что вы упустила такую добычу, — сказал он Хэцашу. — Насколько я понимаю, здесь все рыболовы. Меня зовут Ион Спеяну. Я приехал из Кишинева и хотел бы увидеть Максима Дмитриевича Могу.
— Товарищ Спеяну из республиканского объединения? — уточнил Ион Пэтруц. Мога рассказывал ему об этом молодом специалисте-виноградаре, однако, судя по внешности никак нельзя было сказать, что это и есть ученый, которого генеральный директор так хвалил и которого хотел бы заманить в Пояну; этот парень мало чем впечатлял. Скорее уж за ученого можно было принять Василе Бутучела, чем Спеяну.
— Это я собственной персоной, — робко улыбнулся Спеяну. — Где можно увидеть Максима Дмитриевича?
— В Стэнкуце, — вступил в беседу Станчу.
— Я тоже когда-то там работал, — сказал Спеяну. — Ничего не скажешь, красивое село.
— Если вам нужна какая-нибудь информация, какие-либо данные, — можете получить их от меня. Я главный бухгалтер объединения и тоже Ион. Ион Пэтруц.
— А я здесь, как пишут в газетах, с неофициальным визитом. Максим Дмитриевич однажды меня пригласил, потом написали письмо. Мы с ним давние знакомые, — добавил Спеяну, словно поясняя, почему Мога его пригласил. — Не знаете ли, когда он вернется?
— Скорее всего — завтра, — ответил Пэтруц.
— Если вам срочно нужен Мога… — начал Виктор Станчу, намерившись уже предложить Спеяну отвезти его в Стэнкуцу; но молодой человек, не понимая, куда он клонит, поспешил ответить:
— Вовсе нет, бог ты мой! Не горит. Пожалуйста, — обратился он вновь к Пэтруцу, — сообщите Максиму Дмитриевичу, что я приезжал, хотел с ним встретиться, но, к сожалению, не застал.
— Не беспокойтесь, передам, — заверил тот.
— Мне тоже пора, — объявил Станчу и вышел вместе со Спеяну. Сердце Виктора все еще не находило покоя. Если бы гость из Кишинева согласился, у него появился бы подходящий предлог попасть в Стэнкуцу хотя бы к вечеру. Хотя, почему бы ему не съездить туда самому? Разве не имел он права потратить час-другой только на себя, ради собственной души, изнемогавшей от сомнений? Кто мог ему это запретить? И ответ вдруг пришел, ясный, словно звон колокола на заре: Анна…