Возвращение к любви
Шрифт:
— Вот как, Горе, иной раз оборачивается жизнь! — проронил Мога, будто с удивлением. — Такое порой подбросит, не сразу и поверишь. Послушай же, что скажу, ведь я в этом смысле битый. — Он опять помолчал, думая о былом. — Не отступай, добивайся своего!
Глава вторая
Максим Мога с первого взгляда заметил, что первый секретарь райкома чем-то недоволен. «Наверно, сердится на меня за опоздание», — подумал он. Александр Кэлиману, однако, вышел
Вот почему Мога с искренним удивлением взглянул на первого секретаря, услышав, что тот знает его давно. Максим пытался вспомнить — когда он еще мог встретиться с этим человеком, лет на десять моложе его, среднего роста, с несколько удлиненным смуглым лицом, с пытливым взглядом карих глаз. Нет, кроме как в статуправлении, они не могли нигде встретиться. Может быть, в прошлом, в доме Нэстицы? Он опять вопросительно посмотрел на Кэлиману.
— Прошу прощения, Александр Степанович, не могу никак вспомнить, где мы с вами знакомились, — извинился Мога. — Подводит память.
— Память тут ни при чем, — поспешил прояснить дело секретарь. — Его величество время — вот кто во всем виновен. Я видел впервые вас в сорок восьмом году, на бюро райкома комсомола. Мне было тогда четырнадцать. Был взволнован и счастлив, как никогда. Меня приняли в комсомол! И сам первый секретарь, товарищ Максим Мога, уважаемый и любимый молодежью всего района, поздравил меня, пожал мне руку! Вскоре после этого вы уехали из Пояны. Так вот, искренне говоря, я от души рад, что вы вернулись. — Первый секретарь почти незаметно перешел на более официальный тон — воспоминания юности отошли на подобающее им место.
Слушая его, Мога чувствовал, как секретарь отдаляется от него, отчуждается, точнее — отчуждается прежний Кэлиману, тот взволнованный паренек, которому Мога когда-то, поздравляя, пожимал руку; и, чтобы совсем не прервалась связь, не найдя еще ответа на вопрос, тревоживший его с самого приезда, Максим внезапно вставил:
— Не приходитесь ли вы родственником Анастасии Кэлиману? Нэстице? Одной из первых девушек в районе, вступивших в комсомол?
Александр Кэлиману нахмурился. Может, старался что-то припомнить, может, оттого, что его прервали.
— Не хотелось бы касаться прошлого… Но, раз уж вы задали этот вопрос… — Кэлиману поднялся и в раздумье прошелся по кабинету. — Нэстица — моя двоюродная сестра. После ее смерти, если не ошибаюсь, вы усыновили ее малыша?
— Да, — сдержанно отвечал Мога. Он поднялся в свою очередь со стула, заполнив, казалось, все просторное помещение своей огромной фигурой. Если в ту минуту кто-нибудь бы вошел, он неминуемо принял бы Могу за хозяина кабинета.
— И он знает, кто его мать? — спросил Кэлиману.
— Знает, при первой же возможности познакомлю вас с ним. Я побывал только что на кладбище, — продолжал Максим после недолгого молчания. — Потому и опоздал.
Жесткое выражение на лице
— Мы никак не могли понять, что случилось. Вы куда-то вдруг исчезли, — перешел он на более доверительный тон. — И я подумал, что решили вначале заехать в совхоз. Позвонил туда, но вас и там никто не видел. Неужто раздумал? — сказал я было себе…
— Виноват, мне следовало быть более пунктуальным, — ответил Мога. — Да вот, послушался сердца.
В эти минуты всей своей цельной натурой, чутко отзывавшейся на любую фальшь в отношениях между людьми, Мога почувствовал, что первый секретарь — человек большой искренности. Можно было, следовательно, отвечать ему тем же, и это его обрадовало. А то, что в сорок восьмом году он, Максим Мога, принял в комсомол Александра Кэлиману, сегодня никак не могло влиять на отношения между ними, быть для него источником каких-нибудь преимуществ.
— Что ж, продолжим наш разговор, — слегка улыбнулся Кэлиману. И направился к большой цветной карте, испещренной прямыми, волнистыми, кривыми линиями, со множеством цифр, названий сел, хозяйств, пересеченных речкой, отмеченной чертой потолще, и еще одной такой же, ниточкой воды, терявшейся где-то в южной части района. На карте виднелись холмы, занимавшие довольно значительные площади и покрытые, как показывали условные знаки, виноградниками, садами и лесами.
Максим Мога, не ожидая приглашения, встал рядом с Кэлиману и принялся внимательно изучать карту. Перед ним впервые на листе ватмана как на ладони предстал весь Поянский район, казавшийся в таком виде совсем незнакомым. В прошлом, давно, он исходил его из конца в конец, бывал в самых потаенных его уголках, в самых живописных местах. Что от них сохранилось? На это карта не давала ответа. Бросив взгляд в окно, он увидел холмы, обступившие районный центр, в начале весны еще казавшиеся серыми. Леса, покрывшие их вершины, выглядели как бурые осыпи. И Мога, охваченный внезапным нетерпением поскорее свидеться с некогда знакомыми местами и людьми, решил сегодня же совершить поездку хотя бы по некоторым из сел.
— Как видите, таков он, наш район. — Александр Кэлиману широко взмахнул рукой, словно хотел охватить жестом все равнины, холмы, леса, плантации. Взяв карандаш, он, как учитель, объясняющий новый урок, начал перечислять села, совхозы, места, в которых намечалось строительство новых предприятий, заговорил о директорах и специалистах совхозов, о секретарях партийных организаций.
— Партийную организацию совхоза «Пояна» возглавляет товарищ Ивэнуш. А заместителем директора будем рекомендовать товарища Томшу. Однако вы, Максим Дмитриевич, вольны подобрать себе другого заместителя.
— Проблему кадров руководящего звена надобно обсудить отдельно, — ответил Максим. Отойдя от карты — она уже запечатлелась в его памяти, — он снова остановился возле окна, откуда была видна широкая площадь, закрытая для автотранспорта и выглядевшая поэтому пустынной. — Что касается кандидатуры товарища Томши… — Мога внезапно умолк: на площади появилась белая «Волга» с Горе за рулем. Сомнения не могло быть, это была «его» машина, он узнал бы ее из тысячи. Что случилось, почему Горе вернулся?!