Возвращение к себе
Шрифт:
Вдоль дороги быстро-быстро перебирала ногами сутулая нищенка в драной, серой рубахе. Намотанные на голову, ветхие тряпки, делали ее похожей на пугало. Она попыталась дотянуться до стремени, ехавшего первым Роберта. Не смогла. Уже безнадежно отстав и поняв, что ничего не получит, она закричала:
– Не долго тебе… будешь как я скитаться по дорогам! Не долго тебе…
– Тьфу, падаль!
– поравнялся с Робертом Лерн.
– Города наши - скопище нищих и блудниц. Грязь, вонь, болезни.
– Отвык?
–
– Подожди, проедем пригород, улицы станут почище, а там и Сите.
На душе и так было мутно, еще кликуша эта… Остро захотелось вернуться ожечь плеткой поперек сутулой спины. Роберт оборвал себя: а чего ты хотел? Чтобы Родина встретила героя цветами и хоругвями? Хотел? Да хотел же конечно! Может, не так помпезно, но хотя бы повернулась к героям лицом, а не облезлым задом.
Лерн начал что-то рассказывать: обстоятельно, долго, с массой подробностей.
Добрая душа, заговорить пытался. Глядишь, и разгладятся складки на хмуром челе друга. Надо бы поддержать разговор, улыбнуться. Роберт не смог. Мгновенно из ниоткуда пришло: он вплотную подобрался к черте, порогу, краю. И отступить от невидимого, проведенного кем-то недобрым, предела невозможно.
Чем дальше продвигалась кавалькада, минуя пригороды и кварталы ремесленников в сторону моста, в сторону Сите, тем более зрела уверенность: там, в центре мира, в центре Франкского королевства растеклось темное нечто, субстанция, войдя и пройдя через которую, он, граф Парижский Роберт Робертин превратится… или прекратится.
По знаку командира отряд остановился у харчевни. Вывеской заведению служила деревянная баранья голова с закрученными рогами. Хозяин выкатился к гостям самолично: похвалился похлебкой, вином и предложил остаться на ночь. За харчевней притулилась маленькая гостиница. Только для благородных господ, пояснил хозяин.
Случайные попутчики, приставшие к ним еще в Провансе, покинули компанию, кто группами, кто по одиночке, на подступах к Парижу. Остались только ближайшие друзья, да подобранный на юге мальчишка Дени. Думал, само отвалится, а оно прилипло.
– Останетесь здесь, - коротко кинул Роберт друзьям. Объяснять подробнее не стал.
Дуракам не объяснишь, умные сами догадаются. Хаген, разумеется, воспротивился:
– Ты что, один собрался?
Тут случай особый. Хагена нельзя было отнести ни к той, ни к другой категории.
Но на его вспышки всегда находилось рассудительное и тихое слово Соля. Вот и сейчас Альбомар подошел, положил руку на плечо больного гиганта. Уговорит.
Напряженность, однако, сохранялась. Никто, как оказалось, не одобрил решения, идти во дворец одному. Роберт устроился вместе со всеми в обеденной зале.
Посидел за столом, делая вид, что ест, пьет и разговаривает. Лица друзей мрачнели, Чтобы не тянуть, он встал и, не прощаясь, пошел
– Постой, Роберт. Ты уходишь один, предполагая, что нам, если пойдем вместе с тобой, может что-то угрожать?
От этого ничего не скроешь. Да и надо ли?
– Не знаю. Только поостерегусь тащить вас за собой.
– Хоть Гарета возьми.
– Зачем?
– С ним можно отправить весточку.
– Покойники вестей не носят. Если не побоятся избавиться от меня, от моего человека - тем более. И сделают это быстро и бесшумно. Старику просто перережут горло в темном переходе. Иди, растолкуй ему. А то смотрит на меня как на предателя. Думаю, лучше вам вообще помалкивать, что приехали со мной. И последнее. Если я не вернусь - не дергайся, Соль - если я не вернусь, деньги, оставшиеся у Нарди, подели на всех, как сочтешь нужным. Прощай.
– Стой, ты уже…
– Прощай, Соль.
– До свидания, Роберт.
Хлопнул на ветру пропыленный, заскорузлый плащ, скрежетнуло металлом о металл.
Уставший за день конь недовольно всхрапнул, но пошел, плюхая копыта в дорожную пыль.
Позади перепутались улочки предместий. Роберт, миновав торговую площадь и утоптанную широкую площадку с помостом в центре - место казней - дважды столкнулся с оружными. Разошлись без скандала. С невысокого пригорка, между крыш тесно стоявших домов, показался мост. По краям его лепились каменные и деревянные лавочки, хижины, навесы. Жизнь тут кипела ключом. Нервная суета и вселенский зуд не оставляли обитателей и завсегдатаев моста даже ночью.
На той стороне черным провалом обозначилась громада замка. На стенах горели факела, но так редко что не рассеивали мрака, а наоборот.
Ворота по ночному времени были заперты. Роберт постоял немного у глухо сдвинутых створок и поехал туда, где из зарешеченного оконца узкой, - одному конному проехать, - калитки, пробивался свет.
– Кого несет на ночь глядя?
– непочтительно по сути, но осторожно по тону поинтересовались с той стороны.
– Роберт Парижский.
– Сейчас, сейчас. Отопру. Один момент, мессир.
Чего-чего, а такого поздний визитер не ожидал. Однако недоразумение скоро разрешилось: улыбка сползла с лица привратника, как только он разглядел, кто въехал под арку ворот.
– Кто таков?
– рявкнул стражник, хватаясь за меч.
– Где граф Роберт?
– Я - граф Роберт.
– Ты - неизвестно кто. Я графа в лицо знаю. Щас стражу кликну!
– Давай зови, и пусть передадут сюзерену, что я вернулся из сарацинского плена, согласно его повелению.
Привратник оказался не таким дураком: орать, стращать, махать руками не стал, на лице появилось озадаченное выражение: