Возвращение Ктулху

Хаецкая Елена Владимировна

Руки мои, придерживавшие Ликины ноги, чтобы не сыграла лихая наездница с немаленькой высоты, скользнули по ее икрам и поползли выше, под юбку.

— Ой! — сказала она, дернулась и выпустила из рук хвостик злополучной веревки.

— Не дергайся, а то навернемся и костей не соберем, — посоветовал я.

— Что ты делаешь? — спросила Лика сдавленным голосом, потому что пальцы мои уже ласкали ее бедра. — Что ты делаешь, черт бы тебя побрал?! — гневно повторила она, вцепившись, чтобы не упасть, одной рукой в мою шевелюру, а другую уперев в стену.

Будучи

человеком правдивым, я ответил, что хочу обратить на себя ее внимание.

— Уже обратил, дурак чертов! Убери лапы! Пионерская зорька в жопе взыграла? Или жареный петух клюнул? — прошипела Лика, непроизвольно стискивая мою шею ногами.

— О, эти ноги на моих плечах! — тихонько пропел я и переместил ладони поближе, насколько это было возможно, к полушариям сидящей на мне женщины.

— Саня, ты совсем сдурел?! Отпусти меня немедленно! Сюда же люди идут! — яростно зашептала Лика, дергая меня за волосы так, словно собиралась содрать скальп.

Я покосился в сторону трех приближавшихся теток, одна из которых была той самой администраторшей, не сумевшей найти ключ от кладовой.

— Пусть видят, до чего нас довели. В альпинистов превратили.

— Саня, отпусти! Мы же упадем!

— Ты бы где предпочла оказаться, снизу или сверху?

Руки мои продолжали скользить по всей длине Ликиных ног, но я полагал, что под прикрывавшей их юбкой это не слишком заметно. К тому же мне было плевать, что подумают эти тетки. Прикосновение к Ликиной коже изрядно возбудило меня, и если бы я мог…

— Ой, дурак… — неожиданно печально и даже горестно сказала Лика. — Ну зачем ты так?.

— Прости, не смог удержаться, — пробормотал я, внезапно почувствовав, что колени у меня начинают подрагивать. Что там ни говори, а весила Лика изрядно, несмотря на всю свою миниатюрность.

Словно почувствовав мою внутреннюю дрожь, она отпустила мои волосы и подхватила свесившийся конец веревки. Я продолжал гладить ее ноги, сначала покрывшиеся гусиной кожей, а потом ставшие вдруг очень горячими. Лика, вытянувшись во весь рост и высоко подняв руки, завязывала веревку на штанге. Три дородные тетки, не дойдя до нашей пирамиды метров десять, величественно развернулись, словно по команде «все вдруг», и двинулись в сторону фойе. Крейсера, броненосцы, дредноуты!..

— Саня, все готово, — прошептала откуда-то сверху Лика. — Можно слезать.

— А нужно ли?

— Саня… — совсем тихо сказала она. — Ну если тебе так уж невтерпеж… Можно ведь и внизу этим заняться…

Когда мы, словно дети, целовались и тискались в темных и пустых коридорах бывшего ДК, я понял, что невтерпеж было ей. Мысль эта мелькнула у меня, когда, ссаживая Лику с шеи, я ощутил влажный мазок и она сквозь стиснутые зубы процедила:

— Экстремал чертов! Не можешь, как все люди? Или так уж выпендриться охота?..

Экстремалом в нашей паре была, безусловно, она, и, если бы я понял это раньше, развязка наступила бы значительно скорее. Но, как справедливо заметил Оскар Уайльд: «Женщины

созданы для того, чтобы их любить, а не для того, чтобы понимать». Хотя все, в общем-то, и так получилось неплохо. Прогнозируемый Матей эмоциональный взрыв имел место быть. Лика действительно ожила, проколов с заказами стало меньше, и к тому же, перебравшись в ее однокомнатную квартиру, я избавился от необходимости платить за комнату, которая явно не стоила тех денег, которые требовала за нее скаредная хозяйка…

— Саня, ты, часом, не спишь? Сейчас на место прибудем, как раз к назначенному сроку.

— Так твой клиент что, прямо при нас одну из скульптур будет методом гальванопластики изготовлять? — спросил я, догадываясь, что мы приближаемся к бывшему особняку князя Утгарова, потому что дорога, после того как «матис» съехал с Петергофского шоссе, становилась с каждой минутой все хуже и хуже.

— Клиента нашего, прошу запомнить, зовут Игорь Евгеньевич Мамелюкин. И с господином этим я прошу тебя быть стопроцентно вежливым и предупредительным, — сказала Лика, не отрывая взгляда от дороги, наводившей на мысль о недавней бомбежке.

— Ты уже говорила, что он твой давний знакомый и потому требует к себе особого отношения. Хотя клиентам я, в отличие от некоторых, отродясь не хамил.

— Игорь Евгеньевич отец моей школьной подруги, но обращаться с ним предельно трепетно я прошу тебя вовсе не поэтому. Дело в том, что лет пять назад его машину взорвали и он с тех пор немного не в себе.

— Взорвали?

— Заложили взрывчатку мощностью два килограмма в тротиловом эквиваленте, и она рванула так, что машину и всех, кто в ней находился, разнесло в клочья. Хоронить было нечего, — сказала Лика, подъезжая к глухим воротам в каменной стене, декорированной молодыми березками с ослепительно-желтой листвой.

Створки ворот разошлись, и к машине двинулся вышедший из будки парень в камуфляже.

Лика протянула через открытое окно визитку, на которой было написано несколько слов от руки. Парень поднес ее к глазам и махнул в сторону старинного здания, стоящего в глубине дубовой аллеи. Судя по толщине деревьев, имение это возникло как минимум пару столетий назад, а желто-белый особняк напоминал небольшой дворец, спроектированный в стиле классицизма: колонны, портик, парадная лестница по центру фасада…

— Не похоже, чтобы на таком здании стояли химеры, — сказал я, но Лика, поглощенная своими мыслями, пропустила мои слова мимо ушей.

— Покушались, скорее всего, на самого Игоря Евгеньевича. Он к тому времени стал не только преуспевающим бизнесменом, но и в политику сунулся. А вместо него грохнули всю семью: Милу, ее дочь, мать, тещу Игоря Евгеньевича и шофера. Так что человек он травмированный и со странностями.

— Ладно, не учи ученого, — буркнул я, подавляя желание напомнить Лике, что заносило порой ее, а не меня. Я-то отлично лажу с клиентами, особенно с теми, которым мы на фиг не нужны и которые нам жизненно необходимы.