Возвращение Ктулху
Шрифт:
Я сказал, что Милованова видел впервые на вечеринке у Лазарева, а вот с Лазарем действительно знаком уже много лет. Кажется, это ей было на самом деле совершенно не интересно. Она сказала, что приготовит чай, а я остался в комнате ждать и заодно осматриваться.
Это была просторная комната с высоким потолком. Лепнина была довольно примитивной — выпуклые ракушки, окруженные хороводом из десятка маленьких «камушков». Обоев практически не было видно: все стены гостиной были заставлены стеллажами, на которых громоздились огромные аквариумы. За стеклом медленно шевелились водоросли самых разных
Все это булькало и источало острый запах, какой обычно бывает на побережье ранней весной, когда на берег выбрасывает сгнившие водоросли и дохлых моллюсков.
Алия возвратилась с чайником и двумя чашками на подносе. Она поставила все это на стол, уселась напротив меня и повернула ко мне свое восхитительное лицо.
— Будете пить чай? — спросила она, как будто все еще сомневалась в моих желаниях.
Я молча кивнул. Она не двинулась с места и не сделала ни малейшего поползновения налить мне в чашку. Продолжала сидеть и рассматривать меня. Наконец она сказала:
— У Милованова случается иногда весьма забавно. Не находите?
— Вы ходите на эти сборища? — спросил я.
Она пожала плечами:
— Была пару раз. Милованов бывает довольно милым.
— Я был вовсе не у Милованова, а у Лазарева, — поправил я.
— Лазарев? — Она опять пожала плечами. — Возможно. Трудно вспомнить.
— Они все были в вас влюблены, — неожиданно для самого себя брякнул я.
Она засмеялась.
— Кто?
— Все.
— «Все» — это пустое место, — сказала Алия. — Кто, например?
— Например, Лазарев.
— Я такого не помню. Наверное, да. Влюблен. Это всегда очень странно.
— А меня вы тоже забудете? — спросил я.
— Вас? — Она удивленно уставилась на меня. — Вас?
— Гемпель, — сказал я. — Андрей Гемпель.
— О! — воскликнула Алия. — Гемпель! Нет, вас я не забуду. Я не могу забыть всех.
— «Все» — это пустое место, — попытался я поддеть ее.
Она неожиданно испугалась. Потянулась ко мне через стол, накрыла мою руку своей.
— Никогда так не говорите! — воскликнула Алия. — Никогда не смейте этим шутить! — Она слегка сжала мои пальцы, а потом откинулась назад и произнесла совершенно другим тоном: — Вам никто не говорил, что к вашим волосам отлично пошли бы дреды?
Я абсолютно не ожидал подобного поворота. При чем тут дреды? Мы, кажется, только что обсуждали проблему общей влюбленности в Алию. Если только это может считаться проблемой. В общем, передо мной сидела экзотическая красавица, я, как и положено всякому уважающему себя мужчине, в подобной ситуации нес разную чушь, — и вдруг она заговаривает о дредах!
Я замолчал, сбитый с толку, и тупо уставился на нее. А она смотрела на меня и улыбалась все лучезарнее. И тоже ничего не говорила.
— Пожалуй, я налью себе чаю, — брякнул наконец я. — А вам налить?
Она пожала плечами. Я расценил это как отказ и старательно взялся за чайник. Он оказался пустым.
— Здорово! —
Алия, уличенная в таком серьезном хозяйственном промахе, вовсе не выглядела обескураженной. (Обычно женщины ужасно расстраиваются, и нет большей трагедии, нежели неудавшийся пирог или не вовремя закончившийся кипяток в чайнике!) Она же склонила голову набок и весело рассматривала меня. Кажется, она не вполне понимала происходящее. Точнее, внешний пласт того, что разворачивалось сейчас в гостиной, оставался для нее непроясненным. Очевидно, это не имело значения. Чай, стол и стулья, лепнина на потолке, сквозняк, плохо закрытая входная дверь. Всего этого она попросту не замечала. Важным было нечто иное.
— Я умею заплетать дреды, — сказала она наконец. — Сейчас это модно. И многим идет. Такие, как ваш Лазарев, говорят, что это только для негров или, там, для ямайских вудуистов, но он крепко и однозначно ошибается. Белым людям дреды идут точно так же, как и черным. Это очень здорово, как вы выражаетесь. Красиво, понимаете?
Ее губы шевелились, слова слетали с них одно за другим, но я почему-то отчетливо видел: для Алии и это все просто бессмысленный ритуал. Говорение. Объяснения. Фразы. Звуки. Люди придают значение тому, что делают. Люди разговаривают, сидя за столом и непременно что-нибудь жуя или выпивая. (Вот как мы сейчас.) Без еды и питья невозможны разговоры, а без разговоров не делается дело. Одно связано с другим, так принято, и не надо спрашивать, почему так заведено.
Я вдруг осознал, что Алия чрезвычайно вежлива. Все ее поступки продиктованы исключительно одним: стремлением соблюдать человеческие традиции. И даже внешний облик Алии полностью соответствует нашим ожиданиям. Она все продумала. И очень старается.
Это растрогало меня, и я посмотрел на нее совершенно другими глазами.
— Расскажите мне о ваших рыбах, — попросил я.
Она повернулась к своим аквариумам и взглянула на них так, словно видела впервые.
— Я люблю рыб, — сказала она спокойно.
— Почему? — настаивал я, хоть и прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько глупо это звучит.
Почему человек любит то или иное? Просто любит. Любовь иррациональна. Даже дружба, по большому счету, лишена рациональности.
— Почему? — переспросила Алия. — Рыбы красивы. Рыбы естественны. Я испытываю потребность в том, чтобы видеть их. Обычно это состояние называется любовью. Притяжение. Постоянное, необходимое для жизни притяжение.
— В таком случае, и я люблю вас! — вырвалось у меня.
Ее лицо даже не дрогнуло. Ни улыбки, ни румянца, ни смущения.
— Притяжение, — повторила она.
— Я чувствую, что захочу увидеть вас снова, — продолжал я. — Что, уйдя отсюда, буду непрестанно думать о вас. Представлять вас в разных видах.
— Например? — спросила она.
— Например… — Я глянул на аквариумы. — Например, обнаженную и заросшую тиной. С зелеными прядями, свисающими с сосков. Например, в платье из чешуи. Например, голую и мокрую. Например, мертвую в гробу. Только не в убогом шелковом гробике вроде тех, что приняты у нас, а в настоящем саркофаге, в каменном или металлическом. Чтобы все кругом сверкало и было очень холодным.