Возвращение мастера и Маргариты
Шрифт:
– Нечего было фасон менять. Настоящий черный, остромордый кот никогда не распускает нюни. Поэтому и ценится в наших кругах.
– Сейчас вы сами все поймете, экселенц. Пришел ко мне мужик и рассказал кошмарную историю. Ну, понимаете, экселенц, человек трудной биографии. Становление личности происходило в эпоху застоя и не в официальную сторону. Отсидел парень свое совершенно по глупости - за других более сообразительных отдувался. Понял, почем фунт лиха и когда здесь капитализм начался, ударился в торговый бизнес. Крутился как заводной, завел магазинчик свой, "мерседесом" прибарахлился, семейство кормит. Но поумнел не до конца, то есть не только людям верит, но и партнерам в бизнесе. А они что, святые? Должны были прислать
– Батон заметил печаль на лице шефа и поспешил утешить: Ничего страшного, экселенц! Ни грамма героина, никакой там сектантской литературы. Кальсоны, экселенц. Бельишко мужское то ли армейского, то ли тюремного производства. Бывшее в употреблении, к тому же. И вот я подумал: не повезло мужику! И многие так подумали. Многие горестно всплеснули руками. А он обрадовался! Эк, говорит, судьба мне подфартила! Нагрузил полный багажник своего "мерса" американским бельишком и двинул прямо в родные пенаты, в Матросскую тишину, не к ночи будет помянута. Роздал исподнее тамошним клиентам. Говорит, такого праздника в этом учреждении еще не было. Не поверите, экселенц, плакал, когда рассказывал! Ну Шекспир прямо какой-то или Бетховен - так просветляет! Бывают же и в здешней жизни высокие моменты. Нельзя отрицать, нельзя... А после этого дела на душевном подъеме спонсировал наш благодетель издание весьма полезной книги под названием "Как выжить в современной тюрьме".
– Издали?
– Лежит в холле экселенц. Двести экземпляров и три коробки с кальсонами.
– И что ж он у тебя просил?
– Да ничего не просил! Презент гуманитарному фонду. Это удивительный случай истинного благодеяния экселенц, в котором я принял личное участие. Батон смахнул слезу.
– Изящный подарок. Весьма, весьма кстати!
– неожиданно повеселел Роланд.
– Ты вот что, милый мой, позаботься, чтобы к 17 августа всему руководству гуманитарного фонда "Музы" был доставлен подарочный комплект кальсоны и эта книга с дарственной надписью и лучшими пожеланиями. Подпись наша - неразборчивая.
– Хорошую память о себе людям оставим, - просиял Батон.
– А то ведь здесь о бандитах и позаботиться некому, - едва заметно подмигнул зеленым глазом Роланд. Батон, ободренный похвалой, важно прошелся по комнате.
– Вижу, у тебя что-то еще?
– Роланд кивнул в направлении черкески, висевшей совершенно не кстати на витом шнуре парчовой портьеры. В газыре торчала алая гвоздика.
– Дамы?
– Женщины, - смущенно признался Кот.
– "Женщины в театре".
– Он протянул экселенцу визитную карточку.
– Правда, одна из них была мужчиной.
– Что за бред!
– Роланд рассмотрел карточку.
– Творческое объединение. Актеры?
– Полагаю, лучшие из них. Красивые и сильно стараются то, что другими нагажено, разгрести. Ну, помочь людям своим искусством.
– Это как? Массовые действа на улицах и площадях?
– Ах, экселенц, зачем же на улицах? Они собирают единомышленников работников, значит, сцены и идут туда, где они нужнее. В больницы и госпиталя к сильно раненным, которым совсем уже не до чего. И веселят их! Напоминают, что все это - жизнь, а в ней не все совсем плохо. Причем, совершенно бескорыстно. Я думаю, экселенц, это очень трогательная и поучительная история.
– Если трогательная и бескорыстная - значит, что-то просили.
Кот опустил глаза, сраженный проницательностью экселенца, - просили. Они видели Амарелло по телевизору и были потрясены. Говорят - он очень жизнеутверждающий и сразу понятно, что интеллигентный. То есть денег за выступление требовать не будет. У них все без денег выступают, даже мужчины.
– Хм... Постановка вопроса у этих "Женщин", в самом деле оригинальная: отдавать бесплатно. То есть - дарить.
– Дарить самое святое!
–
– Свое искусство... Но насчет Амарелло я отказал.
– Полагаю, на этот раз его актерская карьера не успеет развернуться.
– Но я все же помог! Позвонил Бермудеру и намекнул, что раненные сполна хлебнули лиха и совсем забыли в госпиталях, как выглядит вкусненькое. Он плакал от счастья и отвалил "Женщинам в театре" полгрузовика самых первосортных конфет.
– Выходит, встречи местного населения с нашим фондом дают воспитательный эффект, - Роланд вздохнул.
– Вот мы уже исправляем нравы. Искореняем пороки - попахивает святостью.
– И ничуть, экселенц! Какая святость - обыкновенная порядочность и то - в гомеопатических дозах - капля меда в бочке дегтя. Беспорядок везде, экселенц! Скажу больше: не только на земле, но и в наших высших департаментах - страшная неразбериха. Все чертовски запуталось!
– Батон присел у ног патрона, подобрав кольцом хвост. И принялся старательно вылизывать лапу, растопыривая розовые пальцы.
– Я сам временами теряю голову. Скажите на милость, с чего тогда на рынке вступился за торгаша?
– У тебя хорошее сердце, мальчик.
– Ха! Парадокс чистейшей воды!
– пройдясь лапой за ухом, кот кивнул на горящий вдоль стены девиз: "Ненависть - моя обязанность. Мщение - моя добродетель". Определите, пожалуйста, точно, кого я должен ненавидеть? Вопрос на засыпку, экселенц.
– ЕГО врагов, - прозвучал полный смирения ответ.
– Ага!
– обрадовался Батон, поймав Роланда на узком месте.
– Выходит, мы все же работаем на НЕГО!
– Мы - центристы. Мы посередине между плюсом и минусом, между добром и злом. Мы - антикаррозийная прокладка. Состоя в воинстве Антибога, мы пользуемся его оружием, действуем его методом, то есть злом. А парадокс заключается в том, что этим самым злом мы защищаем добро! Ведь ОН добрейший и сострадательный, запрещает насилие и сопротивление, ОН увещевает страдальца подставить вторую щеку, обиженного - смириться. ОН полагает, что таким образом остановит разрушения, искоренит порок! Упрямство, потворствующее размножению зла. Ведь понимает, что ситуация нуждается во вмешательстве!..
– разгорячившись, Роланд шуганул кота и широкими шагами заходил по комнате.
– Понимает же! А поскольку сам не желает пачкать руки в качестве ассенизатора, очищающего мир от нечистот, авгиевы конюшни должны разгребать мы. Вот и решай, на кого мы работаем. Роланд рухнул на диван и распорядился: - Пододвинь зеркало. Сегодняшняя прогулка в подземелье подействовала на меня угнетающе. Полемический пафос и никакого аппетита. Скажи Амарелло, что бы не хлопотал с ужином. Зелла пусть заварит мой чай. Пыльца корнишонов, цикута и побольше ирландского мха.
– Неслабо она сегодня приложила этого хмыря! Видать, настрадалась здесь, бедолага. Такой сексапильный поцелуйчик - м-м-а!
– кот чмокнул собранные щепотью пальцы.
– Куда там Шарон Стоун. Клиент сразу вырубился. А вас, экселенц, я не очень понимаю - собрались Храм защищать? Грудью пошли на Пальцева: "откажись, подлец, от своих гнусных замыслов!" Это показалось мне несколько не последовательно.
– Уходи...
– поморщился Роланд.
– У меня от шерсти аллергия. Как только соберешься сеять разумное, доброе, вечное, то обязательно кто-нибудь отсоветует... И морда у тебя на редкость нахальная.
– Порода такая, - вздохнул Батон.
– Как пишут в объявлениях кошачьих клубов - "детское выражение лица"! От помойников мы далеко ушли. Не те времена.
– Важно переступая на задних лапах, кот двинулся к двери. Шерсть - густой набивки, плюшевая!
– Постой. Ты вот сам, в качестве юного мстителя, как понимаешь Пальцев наш или не наш?
– Сволочь он. Котов не любит. Никого, кроме себя.
– А Храм - чей объект?
– тоном въедливого экзаменатора загонял кота в угол экселенц.