Возвращение мастера и Маргариты
Шрифт:
– Но там не было поросенка...
– Маргарита с удивлением принюхалась к доносящемуся из кухни аромату и проглотила слюну.
– Простите мои сомнения, разумеется поросенок уже ждет, покрывшись хрустящей поджаристой корочкой.
Когда она вернулась, расположив на тяжелом с серпами и молотами по краю блюде запеченного в сметане поросенка, стол блистал. Темная церковная парча покрыла его, падая на пол тяжелыми складками, а на ней чеканным золотом сверкала сервировка. Вместо люстры высокий кованный семисвечник трепетал язычками пламени в центре стола, населив сумрак комнаты скользящими тенями. Скрылись в полумраке стены и мебель, казалось, сверкающий островок с его золотом, хрусталем и темной парчой парит в невесомости,
– Теперь, кажется, лучше? Извольте видеть - сноб, сибарит, привык к элементарному комфорту в приеме пищи. Спасибо за помощь. Присаживайтесь, Марго. Я не ошибся с именем?
– Роланд указал на кресло рядом - прямое, с высокой резной спинкой, отсутствовавшее здесь прежде.
Маргарита вдохновенно замотала головой, выражая тем самым свою уверенность в том, что ее собеседник не способен ошибаться и робко заметила:
– Здесь пять приборов.
– Мои друзья сейчас явятся. Но меня смущает ваша одежда, - прищурив левый глаз, Роланд пригляделся к даме.
– Ведь это, кажется, униформа американских ковбоев под названием джинсы? Вам не придется сейчас объезжать диких мустангов и в дальнейшей перспективе тоже. Выбросьте немедля. Возьмите платье в шифоньере - мне кажется, оно должно вам подойти.
Маргарита послушно поднялась и направилась в спальню, трепеща от волнения. Сон ли, бред ли, безумие ли помутило ее разум, но это было счастливое безумие, волшебный бред! Она ни чему не удивлялась и готова была подчиняться беспрекословно. Только в висках стучало: "случилось, случилось, это все же случилось!!!" И замирало под ложечкой, точно она падала в пустоту.
Спальня Вари и Льва преобразилась. По обеим сторонам распахнутого трюмо горели бра, нигде не осталось и следа пыли. У зеркала, кокетливо искрясь, стояли коробочки и флаконы давно забытых названий и форм: "Белая сирень", "Красная Москва", "Кармен". Духи, одеколоны, пудра с висящими на крышках шелковыми кисточками. Маргарита обратила внимание на вишневое атласное покрывало с вышитыми попугаями и ветками белых цветов, застелившее кровать, на подушки в изголовье. За дверцами зеркального шкафа обнаружилось единственное платье - длинное, пышное, удивительное! На прозрачном как дым шифоне цвели яркие бархатные розы. Узкий лиф, торчащие рукава-фонарики и широчайшая, вся из туманных сборок юбка, свидетельствовали о вечернем предназначении туалета. Возможно, в нем посещала кремлевские банкеты Серафима Генриховна со своим начальственным мужем. Или это Варюша приготовила обнову для вечеринок театральной богемы? Зажмурившись, Маргарита нырнула в водопад струящейся ткани и платье нежно обняло ее тело, запахло и заволновалось так, словно Маргарита погрузилась в туман предрассветного майского сада. Подхватив подол, она закружилась по комнате и с разлету рухнула на кровать, наслаждаясь сладким головокружением.
В прихожей затопали, загалдели, потянуло дымом.
– Флигелек тушили, - плаксиво доложил мяукающий голос.
– Невозможно работать в таких погодных условиях! Дождь хлещет, ветер зверский. Снес пламя прямо к ихнему особнячку. Неплохое было строение, памятник старины, - прогнусавил другой.
– "Муза" сгорела, - торжественно и печально доложил третий трескучий, горестный.
Сообразив, что гости в сборе, Маргарита торопливо прильнула к зеркалу, вглядываясь в свое заплаканное лицо. Расчесала волосы костяным гребнем, припудрила щеки и нос пуховкой, распространившей ароматное облачко персиковой пудры. Облачко омыло ее черты, они стали чистыми, строгими и торжественными.
Не удивляясь, а только ликуя до звона в ушах, Маргарита вошла в гостиную, где увидела всех собравшихся и сразу узнала. Во-первых, господина де Боннара, напоминавший ей то Калинина, то короля из "Золушки". На этот раз он предпочел двубортный пиджак из лилового велюра с рядами блестящих
Коротышка, облаченный в мундир с эполетами и белые лосины, мял в руках наполеоновскую треуголку. Выглядел он так, словно только что вернулся с битвы при Ватерлоо - проиграв судьбоносное сражение. А клык, оттопыривающий верхнюю губу ничуть не страшный, и эти прикольные огненные клоунские патлы!
Рыжий кот, изогнувшись, зализывал на спине опаленную шерсть. Перед ним лежали кальян и большой кусок окорока, завернутый в лист ватмана с лозунгом: "Капитализм это есть президентская власть плюс сексуализация всей страны". Маргарита едва удержалась, что бы не погладить меховой бок и чуть не взвизгнула от радости - более интересных гостей она не могла бы и вообразить.
– А у нас гостья, - Роланд указал на Маргариту царственным жестом.
– Знакомы-с, - Шарль отвесил элегантный поклон.
– Батон. Американский экзот. Уценен из-за некондиционного окраса: недозволительно рыж, - расшаркался с придворными церемониями кот.
– Амарелло!
– гаркнул клыкастый, демонстрируя армейскую выправку.
– Не подумайте, что мое имя имеет отношение к морали. Скорее наоборот. Моя матушка, монахиня, обожала ликер собственноручного изготовления. В детстве за стойкость духа, за неповторимый букета чести и достоинства меня звали Амареттино. Теперь приходится работать под более скромным псевдонимом.
– Так что там у вас стряслось?
– поинтересовался Роланд, когда все расселись за столом.
– Верите ли, экселенц...
– задушевным голосом начал Батон.
– Нет. Не верю, - отрубил Роланд.
– Доложите вразумительно и без лишних эмоций. В чем, собственно, дело?
– Ах, экселенц, печальнейшая история...
– вздохнули все разом и заговорили наперебой.
Из обстоятельного трехголосого рассказа выяснилось следующее.
Глава 22
Дождливый до возмущения день 16 августа двигался к вечеру. Измученные разгулявшимся скандинавским циклоном москвичи, ознакомились с прогнозом на всех станциях телевещания и остались не довольны: август явно не удался. Не радовала и жизнь в общем и целом.
Шарль и Батон неистово топили камин в гостиной Холдингового центра папками с отчетностью о проделанной работе. Примерно так выглядел особнячок в конце лета 1917, когда сорокалетний князь Волошин исторически сжигал фамильные документы среди вопящих нянек, гувернанток, тюков, чемоданов, клеток с попугаями и тявкающих мопсов супруги. Все смешалось в покидаемом доме.
Свите Роланда предстояло отступление, в отличие от князя, - логически обусловленное. Восточная роскошь комнаты выглядела пыльной декорацией, которую скоро растащат по частям дядьки с сумрачными лицами, имеющими признаки трудной судьбы и некомпенсированного похмелья.
– Ну что ж, на Земле всему приходит конец. В этом весь юмор тутошнего представления, как мы заметили.
– Философски вздохнул Шарль, опуская в огонь "Дело Эйнема-Бермудера" вместе с конфетными коробками, а вслед за ними - книгу в красных тюльпанах. Побрезговав конфетами, а может быть, оставив их на десерт, огонь с урчанием набросился на "Сердце ангела".
– Поработали, и хватит, - Шарль добил коробки кочергой. Конфеты дали обильное пламя, и в воздухе запахло парикмахерской. Он спохватился, вспомнив о чем-то и взялся за телефон: - Дежурный восемьдесят седьмого поста? Капитан Зыков говорит. Зафиксируйте сигнал: темно-серый "джип -чероки"... В багажнике контейнер с неизвестным веществом. Предположительно - уран. Да. По виду - банка турецкого масла. Оливкового, очищенного. Кодовое слово на этикетке "девственное". Записали? Диктую по буквам: Денис, Елена, Варя... Да, да, именно. Вот суки, над самым святым глумятся... Пассажиров задержать, контейнер отправить на экспертизу.