Возвращение Матарезе
Шрифт:
– Стюарт, нельзя быть в этом полностью уверенным.
– Да, нельзя, – согласился Николс. Повернувшись к Уайтхэду, он рассеянно взглянул на него. – Буду с тобой откровенен, именно это меня и беспокоит. Этот Клейтон, несомненно, имеет какое-то отношение к Амстердаму, что говорит о многом… и он утверждает, что сейчас Амстердам зашел слишком далеко, сорвался с цепи.
– Это грозит катастрофой! Клейтон упомянул про список смертников – а в арсенале наших предпочитающих держаться в тени партнеров, как известно, такие методы значатся. Они не остановятся ни перед чем. Мы не можем идти на риск, связываясь с Амстердамом.
– В
– Но мы могли бы что-нибудь придумать, у тебя это получается очень неплохо!
– Пока что мне ничего в голову не приходит. Все идет строго по плану, никаких провалов. Быть может, у других найдется какой-нибудь повод позвонить на Кайзергерахт.
– У кого-нибудь обязательно должно что-нибудь найтись, – настаивал объятый паникой Уайтхэд. – Мы работаем заодно, и на всем этом мы нажили миллионы!
– Альберт, ты что, не понимаешь, что этот Клейтон, возможно, блефует, и по-крупному?
– Понимаю, Стюарт. Но как раскрыть его блеф?
Столик был заставлен остатками обеда, доставленного в номер: бифштекс под острым соусом, телятина по-итальянски, овощной салат, обложенная льдом вазочка с черной икрой иранского производства (для Антонии) и три шоколадных эклера (для Скофилда). Теперь супруги не спеша наслаждались черным кофе и выдержанным коньяком «Курвуазье».
– Знаешь, любовь моя, я бы смог привыкнуть к такой жизни, – заметил Скофилд, вытирая губы необъятной розовой салфеткой.
– Она бы быстро свела тебя в могилу, – возразила Антония. – Если нам удастся выбраться из всего этого живыми, я снова посажу тебя на диету из рыбы, выловленной тобой в море, и овощей, выращенных мной в огороде.
– Но это так скучно.
– Зато на здоровье свое ты пожаловаться не можешь, старый козел.
Зазвонил телефон, и этот резкий звук принес с собой облегчение. Вскочив с кресла, Скофилд быстро подошел к коммутатору.
– Да?
– Это Фрэнк, Брэндон. Твои прогнозы попали в самую точку. Те два типа из «Суонсон и Шварц» в конце концов уселись за столик в одном из уютных ресторанчиков для избранных. Для того чтобы попасть в подобное заведение, нужна безукоризненная финансовая родословная.
– Тут я ничем не могу помочь, господин директор.
– А ты представь себе похожие на раковины моллюсков особняки в Бруклине и Джерси, заселенные потомками «усатых Питов» [73] , которые могут зарезать в своем районе любого, потому что они там полные хозяева. Новое поколение, конечно, уже не такое; костюмы и речь стали другими, но суть осталась неизменной.
73
Неодобрительное прозвище, данное старшему поколению гангстеров, приехавших в США в начале ХХ века уже взрослыми людьми и сохранивших традиции и обычаи Старого света, в частности, ношение длинных усов, молодым поколением американцев итальянского происхождения, которые уже считали
– Фрэнк, ближе к делу.
– Покинув твою гостиницу, эти два типа встретились с банкиром Бенджамином Вальбергом из нового банковского конгломерата «Юниверсал Пасифик Иберия», а также с Джемисоном Фаулером, главой бостонской энергетической компании «Стандарт лайт энд пауэр», и Брюсом Эберсолом, президентом «Южного объединения коммунальных услуг». Эти люди представляют крупнейший банк, действующий на обоих побережьях Штатов и имеющий отделения на Средиземном море, основного поставщика электроэнергии на Востоке и главную компанию коммунальных услуг страны. У нас есть фотографии. Ты назвал десять кандидатов, из которых четверо оказались попаданием в самое «яблочко». Поздравляю, Беовульф Агата, у тебя завидная результативность.
– Спасибо, Косоглазый. Что слышно из Лондона?
– Найдите их, найдите его! – крикнул в трубку спутникового телефона Джулиан Гуидероне, находящийся на борту своего личного реактивного самолета, который летел из Марселя в Лондон. – Мы платим миллионы мелким сошкам, которые на наши деньги роскошествуют так, как им это и не снилось; вся эта шваль существует на свете только для того, чтобы служить нам! Почему они ничего не могут сделать, почему вы ничего не можете сделать?
– Уверяю вас, мы работаем день и ночь, – ответил Ян ван дер Меер Матарейзен, который находился в своем святилище, личном кабинете на последнем этаже особняка на Кайзерсграхт в Амстердаме. – Такое ощущение, словно всех наших осведомителей внезапно накрыло невидимым одеялом.
– Так уберите же это одеяло, разорвите его на части! Убейте пару десятков своих приспешников – и распространите известие о том, что они были наказаны по подозрению в предательстве. Создайте собственную инквизицию, пусть сеет ужас в рядах простых солдат. Как только падут первые головы, изменники сами выдадут себя – страх является лучшим катализатором. Вам хоть что-нибудь удалось узнать, «внучек»?
– Я научился терпению, сэр, но не надо на меня кричать. Пока вы летаете по всему свету, подготавливая всеобщий кризис, я вынужден следить за всеми составляющими нашей операции. И позвольте вам напомнить, сэр, что хотя вы являетесь сыном Пастушонка, я – законнорожденный внук барона Матарезе, который и сотворил Пастушонка. Пусть у вас есть миллионы, многие миллионы, – у меня есть миллиарды. Я вас уважаю, сэр, за то, чего вы едва не достигли – о господи, Белого дома! – однако, прошу вас, не надо со мной ссориться.
– Видит бог, я с вами не ссорюсь, я просто пытаюсь научить вас уму-разуму. Сердце и ум твердят вам о вашей непогрешимости, но вы должны собраться с духом и проверить, что стоит за этой убежденностью! Наткнувшись на слабое звено, вырывайте его с корнем, сам сорняк и все его побеги. Уничтожайте на своем пути все, какими бы красивыми ни казались цветы!
– Я понял это еще много лет назад, – сказал Матарейзен, – и не надо меня оскорблять, утверждая обратное. Во всем том, что связано с делом Матарезе, я не знаю никаких чувств; жизнь или смерть наших подчиненных определяется исключительно их поступками.