Возвращение Матарезе
Шрифт:
– Извини, Клайв, но Аманду едва ли можно было считать подходящим кандидатом для фермы «Солнечный ручей». [78]
– О боже, ты думаешь, я это не знал? Я не слепой! Моя жена была живая, чувственная и очень красивая женщина! К несчастью, она вышла замуж за скучного типа, не урода, но и не больше, потомка знаменитого семейства, но начисто лишенного способностей. Это я тоже знаю, потому что говорю про себя, а Аманде нужно было больше, чем я!
78
Это
– То есть ты закрывал глаза на ее… скажем так, слабости?
– Ну разумеется, закрывал! Я был ее якорем, островком спокойствия в бушующем океане высшего света, надежным приютом, куда она возвращалась, истощенная и обессиленная.
– Да ты был просто потрясающим мужем, – заметил сэр Джеффри.
– А что еще мне оставалось делать? – взмолился «потрясающий муж». – Я любил Аманду больше жизни. Я не мог бросить ее, подчиняясь лишь нелепым светским условностям. Она значила для меня всё!
– Ну хорошо, Клайв, ну хорошо, – сказал Уэйтерс. – Но ты должен помочь мне сделать свое дело, старина.
– Она была убита, черт возьми! Почему меня допрашивают не следователи Скотленд-Ярда? Почему этим занимаешься ты?
– Я как раз надеюсь это объяснить. Ответом должно служить уже то, что тебя допрашиваю я. Расследования, которые проводит МИ-5, гораздо важнее всего того, чем занимаются обычная полиция и Скотленд-Ярд. Естественно, мы работаем вместе, но в подобных случаях главная роль отводится нам.
– Что ты хочешь сказать? – сверкнув глазами, уставился на деверя Клайв Бентли-Смит, приоткрыв рот от изумления. – Ты ведь работаешь в секретной службе, ваша задача ловить шпионов и предателей. Какое отношение вы имеете к смерти Аманды? Она была убита, черт побери! И поймать ее убийцу – задача полиции.
– Можно мне задать несколько вопросов? – мягко остановил поток возражений Уэйтерс.
– А почему бы и нет? – ответил сбитый с толку безутешный Клайв. – Ты отключил телефон, прогнал журналистов; все это говорит о том, насколько серьезны твои намерения. Валяй, спрашивай.
– В последние несколько дней, даже недель ты не замечал в Аманде ничего странного? Я хочу сказать, не изменилось ли ее поведение? Быть может, она была неестественно расстроена, раздражительна?
– Да нет, не больше обычного. Она была взбешена тем фотографом, который сделал ее последний снимок. По ее словам, он одел ее в «старушечий» наряд. Конечно, Аманда признавала, что ей уже не двадцать лет, но она еще не была готова к этим «бабушкиным платьям», как она выразилась. Ты же знаешь, самолюбие было развито у нее очень остро.
– Я имею в виду не это, Клайв, не самолюбие. Быть может, в последнее время она заметно расстраивалась после разговоров по телефону, или к ней приходили посетители, которых ей не хотелось бы видеть?
– Не знаю. Днем я постоянно бываю на работе, а Аманда тоже не сидела дома. Она специально сняла квартиру в городе, чтобы не возвращаться сюда, когда у нее очень напряженный график.
– А я этого не знал, – сказал сэр Джеффри. – И где же?
– Где-то на Бейсуотер-роуд, дом двести какой-то, кажется.
– Кажется? Ты там ни разу не был?
– Если честно, нет. Но у меня есть номер телефона. Разумеется, в справочнике он не значится.
– Будь
Клайв продиктовал номер, и Уэйтерс быстро прошел к телефону на столе. Набрав номер, он молча выслушал ответ, нахмурился и, положив трубку, повернулся к Бентли-Смиту.
– Номер отключен, – сказал он.
– Но как такое может быть? – воскликнул Клайв. – Аманда никуда не собиралась уезжать, а если бы даже и собиралась, у нее всегда включен автоответчик. О господи, это все ее тайная жизнь! – Осознав, что его слова могут быть превратно истолкованы, супруг убитой женщины осекся.
– А в чем состояли ее тайны, старина?
– Наверное, я употребил не то слово, – поспешно поправился профессиональный адвокат, живущий в Бентли-Смите. – Просто, когда Аманда отправлялась на континент, я несколько раз спрашивал у нее, могу ли я передавать для нее какие-нибудь сообщения – понимаешь, сама она звонила мне чуть ли не каждый день.
– Кажется, ты только что говорил, что ни разу в жизни не был в лондонской квартире жены.
– Не был. У нее автоответчик, который может выдавать записанные сообщения в линию. Так вот, я предложил Аманде дать мне код, чтобы я мог прослушивать оставленные для нее сообщения, но она отказалась, и весьма решительно… и я больше не настаивал.
– Очень примечательно, – пробормотал глава МИ-5, снова снимая трубку телефона. Позвонив себе в кабинет, он продиктовал помощнику номер телефона на Бейсуотер-роуд. – Задействуй все официальные каналы, узнай адрес и направь туда следственную бригаду, в том числе эксперта-криминалиста. Пусть снимут все отпечатки пальцев, какие там обнаружат. Как только все будет готово, перезвони мне. – Он положил трубку.
– Ради всего святого, Джефф, что происходит? Ты ведешь себя так, словно речь идет не о безжалостном убийстве моей жены, а о международном шпионаже!
– Я сам не смог бы выразиться лучше, Клайв, потому что, возможно, дело именно в этом. В течение считаных часов после убийства Аманды в Англии были убиты еще три человека, каждый из которых подозревался в причастности к финансовому заговору, способному повлиять на судьбы многих стран и миллионов людей.
– Боже милосердный, что ты говоришь? У моей жены были свои слабости, тут я не стану возражать, но то, на что ты намекаешь, просто чудовищно нелепо! В финансах Аманда была полным профаном. Мне даже пришлось убедить ее обратиться в финансовую фирму, чтобы та занималась деньгами, которые она зарабатывала. Аманда не могла подвести баланс чековой книжки! Ну как эта женщина, абсолютно несведущая в финансовых делах, могла быть причастна к финансовому заговору?
– Одно нисколько не исключает другое, мой мальчик. Аманда любила шикарную жизнь, этот международный цирк, кружащийся в реактивном вихре, со всей его внешней мишурой. О деньгах она никогда не задумывалась; они были для нее лишь неприятной необходимостью.
– Она любила меня! – воскликнул близкий к истерике Бентли-Смит. – Я был нужен ей – я олицетворял для нее дом и очаг! Она постоянно повторяла мне это.
– Не сомневаюсь в этом, Клайв, как не сомневаюсь и в том, что говорила она искренне, однако слава проделывает с людьми странные вещи. Нередко человек раздваивается, превращается в двух совершенно разных людей, одного – известного широкой публике, и другого, которого знают лишь самые близкие.