Возвращение Орла

Фадеев Владимир Владимирович

– Так если он уже свёрнут… как же… звезда, она эвон где, видно!

– Я ж и говорю: свет – он по жилочке бежит, свет – это такой медленный старичок, который только по жилочкам.

– Я ж прямо смотрю!

– Ты, когда из Малевского в Дединово по дороге пешком идёшь, сколько кругов нарезаешь? А шагаешь-то всегда вперёд, и кажется ведь тебе, что ты идёшь прямо вперёд, а умом знаешь, что прямо, если через Прорву, рукой подать и в другую сторону.

– Это да.

– И тут так же – мозгами надо.

– Ну

и как это – мозгами?

– А вот это уже на лопухе не объяснишь, только на стакане…

– А что, кончилось?

Выпивали.

– В принципе, Сергей Иванович, для того, что проколоть листик, сделать вот тут, – опять складывал расправившийся было лопушок, – лазейку, прокол, то есть прорвать материю пространства-времени, достаточно сильного гравитационного поля чёрной дыры, – градус работал, и Николаича несло и несло, – только чёрная дыра – штука опа-асная, нестабильная, вот мы и хотим создать свою нору. А для того, чтобы стабилизировать чёрную дыру, нужен огро-омный заряд хитрой такой энергии, отрицательной, её даже теоретически не все ещё признают, а мы – мы! – готовы получить её в рабола… лабораторных условиях.

– Значит, с помощью железяк? Так-так-так…

– Без железяк пока никак.

– Ну, уж и никак… а мозгами-то, как сам говорил, не пробовали?

Николаич дедовой подначки не заметил.

– Зато если два протона, – он с хрустом столкнул два кулака, – вот так… то миниатюрную чёрную дырочку заполучить можно, тогда уж мы…

– Такую хиросиму с нагасакой устроите, ух…

– Что – Хиросима, Сергей ты мой Иванович, что Хиросима! Только у нас пока такой мощи нет…

– Слава богу… – и смягчал: – что, дорого стоит?

– У-у-у… Мы, физики, дядь Серёж, самые дорогие учёные в мире. Математикам что? Пачки бумаги и одной чернильницы на всю жизнь может хватить, философам – и тех не надо, а нам, чтоб, скажем, вот такухонькую пиздюльку найти целый завод построить надо, что завод – город!

– Да, – вздохнул дядя Серёжа и глаза его заблестели, – чтоб такухонькую найти, я в своё время два совхоза в ряд строил и ещё соседний колхоз Ленина…

– Так вот когда, – Николаич ещё раз стучал кость о кость, – бахнем, то эта такухонькая, в полнейтринки чёрная дырочка, может сожрать всё, – и он обхватывал руками небо.

– Такухонькая чёрненькая сожрёт, не подавится, это да, – соглашался старик и менял тему. – А как, скажем, планетки по небу бегают, знаешь?

– Любопытный ты какой дед! Как… – Николаич немного задумался, – как… кубы больших полуосей орбит, ну, это средних расстояний планет от Солнца, относятся между собой, как квадраты времен их обращений вокруг Солнца.

– Кубы, квадраты… Нет там никаких кубов, сам-то посмотри! – упрощал лукавый старик, – за какую верёвку они привязаны? Луна-то вон не отрывается.

– Верёвка

эта называется гравитацией. Свойство материи такое – притягиваться, – поднял с земли камешек и отпустил его.

– Материи? Не много для неё чести? Друг к дружке тянуться это дело души, и не материи.

Николаич расхохотался и начал было объяснять ему разницу между духом и материей, веществом, но тот его быстро перебил:

– Ты по-русски мне ответь: что живое – вещество или существо?

– Ясно же: вещество – неживое, существо – живое, – разводил руками Николаич на очевидное.

– Оно так, так, да не так, а ровно наоборот.

– Ты, дед, запутался: так или, по-твоему, наоборот?

– Наоборот: потому, что существа-то ты и не знаешь. Вот что из чего: существо из вещества или вещество из существа?

– Каждое существо состоит из вещества, то есть всё живое в конце концов сконструировано из неживого…

– Потому-то и бедлам, – оборвал его дед.

– Где?

– А везде. Наоборот: в каждом веществе есть существо, у всякой вещи есть сущесть, она им, вещам, присуща, и вещество взялось из своего существа, больше ему взяться неоткуда, и ещё не всякое-то существо обрастает веществом.

– Почему же?

– А без надоби. Сущи в мире несметно, видимо-невидимо, а вещей всего-то только те, что есть.

– И какие же, по-твоему, сущи могут облечься в вещи?

– Какие сподобятся.

– А что нужно, чтоб они сподобились?

– Увидеть. Когда сущь увидишь, она тут же превратится в вещь, тогда и другие на неё посмотреть могут, и сама она враз заговорит, за-вещает. Слышали, небось, присказку – «видимо-невидимо»? Как раз об этом. Было невидимо, стало видимо.

– То есть сущь можно только видеть, а на вещь лишь смотреть?

– Если смотреть, то вещь и будет только вещь, как вы вот про неё думаете, и то, пока ты на её не смотришь, а если вещь видеть, то можно узреть и её сущь, то, из чего эта вещь взялась и оживела. Потому-то у вас от вещи остался только вес, а нет главного, что от сущи…

– Если от вещи – вес, то что от сущи? Сус?

– Сус… раньше так и звали: сус. Вес и сус… И-сус, сущий на небесах. Или забыли?

– Значит – Иисус?.. – тут же встрял давно прислушивающийся к разговору Африка.

– Только по-правильному, по-русски – Исус.

Великий физик хотел было рассмеяться, но вдруг как бы оторопел: как бы помимо его воли главная картинка мироздания так переворачивалась в его голове, что на некоторое время он выпал из разговора.

– Это как посмотреть… по-русски. Иисус тоже по-русски, – держался за привычное православный неофит.

– Эх, Женька! Говорю же: видеть надо, а не токмо смотреть. Можно ведь посмотреть, а ничего не увидеть.

– Как же видеть, если не смотреть?