Возвращение Орла
Шрифт:
– Соображай… мозгами-то, – шамковато улыбнулся Сергей Иванович. – От смотрения цветы вянут, а от видения камни цветут.
– Разве это не одно и то же – смотреть, видеть…
– Да ты послушай слово-то, чай, русский. Вникни!
– У тебя, дед, третье горло не открылось? – огрызнулся Африка. – Мимо кайфа, мимо радости сразу в мудрость?
– Какая там мудрость, это всё радость.
– А как же сказали: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»?.. – не
– Дураки сказали, или враги для дураков, или они просто радоваться не умеют, или очень уж не хотят, чтобы другие радовались… всяко может быть. Сами-то они, небось, мудрые…
– Правильно, Сергей Иванович: знание – сила, а мудрость – радость, – Аркадий был всегда на стороне старика.
– Погодите, – перебил всех вышедший из своего ступорка Николаич, – а как же увидеть то, что ещё не явлено, то, что ещё невидимо? Как же новые вещи из твоей сущи вытягивать?
Дед вздохнул.
– Непросто… Дети могут, или во сне бывает, или вот… – постучал корявым пальцем по кружке. – А так только особые люди, взор у них чистый, вострый, за явленные уже вещи не цепляется, мирское, как нам, этим видунам не помеха.
– Есть сейчас такие?
– Как не быть, творилы… – вздохнул, – Да, словом ещё можно: правильное слово родится, а за ним и вещь объявляется, это самый прямой ход.
– Вначале было слово? – воскликнул, услышав знакомое Африка.
– Не глазами видели, а словами? – многозначительно хмыкнул Семён.
– Так. Иное слово поглазастей любого бинокля будет… затем они и появились, слова, ими прежние силачи из сущи вещи изымали… не лясы точили.
– Вот ведь: есть же русское слово – сущь, и по смыслу, и по… сути, – сокрушался Николаич, – а у нас «вакуум», и будь хоть он трижды творящий, сути-то не выражает.
– Что это такое ваш вакум? Пустота?
– Ну, не совсем пустота. Это как бы сыр из одних дыр, но в обёртке и с ценником.
– Еще ничего, то есть сырная сущность. Правильный вакум, а слово всё одно – пустое… Ино дело – сущь.
О чём-то шептались они и с Поручиком, и Африке загадывал загадки, а уж у Капитана с дедом была отдельная песня.
Вровень с рекой дед ценил только дерево, в реке – стреж, в дереве – ствол. Из листков-цветков челна не выстругать…
Лещ
Когда теперь мы видим рыб, плавающих в воде, то эти рыбы, – конечно, в выродившейся форме – являются остатком того человека.
Р. Штайнер
«Сбрендила, – сообразил Винч и просмотрел этикетки у дальних рядов: ряд «агдама», ряд «777», ряд «солнцедара», три безымянные «бомбы»,
– А что он – обещал? – Чтоб как-то сгладить, спросил Африка.
– Приплывёт, сказал, через год… вот, приплыл.
Мешок ещё раз подпрыгнул, из него выпростался чёрный сопливый хвост и мазнул по очкам ровнёхонько свалившегося к мешку Николаича, тот с трудом встал на четвереньки, задрал голову и, ничего не увидев, начал тереть очки пальцами.
– Ч-что тут у вас за туман? – и упал снова. Воистину, ему, одноимённому, было тяжелее всех – все удары в него, неприкрытого вторым именем, попадали без промаха. Сколько раз думал Капитан спрятать Николаича за какой-нибудь кликухой, но вот ни одно прозвище к нему не прилипало. Мучился. Его крутило и корёжило, но, правда, всё равно без ожидаемых чертями последствий, потому что большую часть времени проводили всё-таки на косе, под защитой.
Поручик встал и вытряхнул рыбу из мешка. Огромный – таких не бывает – реликтовый лещ, больше метра (с хвостом) в длину, с чёрной спиной и бронзовым в кровяных разводах пузом, жалостно смотрел оловянным с темным зрачком глазом в потолок и на счёт пять устало поднимал жабру.
– Это точно…Сергей Иванович? – спросил Африка.
«Ну и дурак!» – подумали остальные.
– А кто же ещё? – Нинванна прехитро обвела всех взглядом, – кто?
– Действительно – кто? Надо бы Аркадия привести, он в рыбе разбирается.
– При чём тут рыба? Причём тут Аркадий? Это лещ.
– Двадцать один килограмм, – подняла Нинванна к потолку палец, – а вот на такой тонюсенькой лесочке… почитай сам на берег выполз. Иваныч, тут без сомнений, хоть и сама не сразу признала. Бывало, вот так же по Прорве намается, ляжет тщедушно где придётся и дышит, дышит…
– Может, ему спиртика под жабры? Сколько без праздника…
– Наливай и всем, чего уж.
Выпили, плеснули и в красную жаберную мякоть. Сергей Иванович замер, словно задержал дыханье после стопки, а потом смачно шлёпнул хвостом по полу.
– Принялась.
Принялась и у ребят, алкоголь шёл, как ему и положено, в хмель, берег тут не берёг. Уже не казалось им странным такое обличье их старого берегового друга: ну, лещ, ну и что? Не свинья же, в конце концов…
– В воду его надо.
– А ты его самого спроси, надо ему в воду? Ему, может быть, выпить ещё надо.
– Спроси.
– Спрошу. Сергей Иванович, как насчёт грамульки под жабры?
Лещ взбрыкнул, и даже конвульсивно вытянул трубочкой вниз ротовые хрящи.
Конец ознакомительного фрагмента.