Возвращение повесы

Беверли Джо

Дженси изобразила лукавую улыбку:

– Не твое дело.

– Какая дерзость! – Саймон тоже улыбнулся. Хэл ушел к себе в каюту, а Дженси с мужем остались в салоне. Мысль о том, что она, сказав правду, причинит ему лишнюю боль, ужасно мучила ее, но у нее не было выбора.

После обеда Дженси уговорила Саймона выйти на палубу и там отдала ему платок.

– Замечательный подарок! – Его глаза сияли так ярко, словно в них отражались звезды. – Настоящее произведение искусства!

– Всего лишь вышивка.

Он поднес платок к губам и поцеловал языки пламени.

– Ты

слышала про леди, которая прославилась тем, что вышивала копии великих картин?

– Нет. А какой в этом смысл?

Саймон ухмыльнулся:

– Пожалуй, никакого. Но с другой стороны… Один остроумный человек как-то раз заметил: «Дрессированная кошка не так уж хорошо ходит на задних лапах, но удивительно то, что это делает именно кошка». – Он опять посмотрел на платок. – А вот твоя работа – оригинал, а не копия. К тому же сделано прекрасно. Да-да, настоящее произведение искусства. – Саймон продел платок в петлю на сюртуке и с улыбкой спросил: – Ты не замечала, что мы, мужчины, очень склонны к соперничеству? Как удачно, что у меня есть для тебя еще один подарок! – С этими словами он протянул ей небольшую желтовато-белую коробочку, украшенную резьбой.

– Слоновая кость?

– Просто кость. – Саймон открыл крышку и показал сердечко из полированной кости. – Ты, Дженси, – хранительница моего сердца.

Она проглотила слезы.

– Чудесный подарок… Где ты все это находишь? Ты просто волшебник.

– Открыть секрет? В трюме судна – целая мастерская. В свободное время матросы делают вещицы, которые потом продают на берегу.

Дженси с улыбкой кивнула: ей тотчас же пришла в голову прекрасная мысль. На следующее утро она подошла к Керкби и спросила:

– Как бы узнать, не смогут ли матросы сделать что-нибудь для моего мужа?

Стюард ухмыльнулся и проговорил:

– А что бы вы хотели, мэм?

– Скажите, у вас кто-нибудь работает с металлами?

– Да, есть такой человек. Но он выполняет только самые простые работы.

– Он сможет оправить в серебро одну вещицу?

– Пожалуй, да.

Дженси сбегала в каюту и принесла пулю, которую доктор Плейтер извлек из раны Саймона, а также три серебряные монетки. Передав все это стюарду, она сказала:

– Я хочу, чтобы пулю оправили в серебро. Так, чтобы ее можно было носить в кармашке для часов.

Посмотрев на пулю, Керкби пробормотал:

– Она доставила вашему мужу некоторые неприятности, верно?

После обеда стюард заглянул в салон и, увидев Дженси, подмигнул ей. Саймон находился на палубе, и Дженси беспрепятственно вышла в коридор. Сунув руку в карман, Керкби вытащил пулю в оправе из серебра; сверху же было припаяно колечко со шнурком.

– С вас пять шиллингов, мэм.

Вероятно, это был грабеж, но Дженси заплатила. Надев плащ, она пошла к Саймону. Он не сразу догадался, что это за подарок, но потом рассмеялся:

– Теперь уж я никогда не забуду о той дуэли. Спасибо. – Он привязал шнурок к цепочке от часов, а затем протянул жене свернутый в трубочку листок бумаги, перевязанный лентой.

– Что это? – спросила Дженси.

– Посмотри –

и увидишь.

Она развязала ленточку, раскатала свиток.

– Стихи?

– Я не Росситер, но имело смысл попытаться.

Волосы – как солнце, кожа – как снег, Золото – щечки и носик. Милая Дженси, ты жаром пылаешь, Как сотня канадских роз. Я был одинок и этим доволен. Как глуп может быть человек! Но мне подарила судьба розу Дженси, Любовь и невесту навек.

Она проглотила слезы.

– Прекрасно…

– Неправда, отвратительно. Но зато – от души.

– Но ведь это и делает стихи прекрасными. Чем же я смогу ответить?

– Может, поцелуем?

И тотчас же губы их слились в поцелуе. Возможно, в этот момент их видели матросы или когда-нибудь из пассажиров, но им было все равно.

– Ухаживать – это замечательно, – прошептал Саймон, чуть отстранившись.

«О, мой любимый, неужели нам предстоит расстаться? Возможно, я не должна тебе рассказывать. Возможно, я беременна. Кажется, уже есть задержка. Если будет ребенок, нет смысла рассказывать…»

Но на следующий день она почувствовала недомогание и обнаружила кровь на подоле ночной рубашки. Значит, придется рассказать. И очень может быть, что они с Саймоном расстанутся.

Однако Дженси по-прежнему играла роль счастливой и беззаботной путешественницы. Саймон подарил ей бусы из голубого бисера, а она за шиллинг купила у моряка ярко-зеленый шейный платок. Дженси постирала его, повесила сушить, а потом преподнесла мужу.

К обеду Саймон вышел с новым платком на шее, что вызвало множество вопросов и шуток. А затем пассажиры один за другим стали спускаться в мастерскую, что, без сомнения, вызвало в трюме немалую радость. Но все и так находились в приподнятом настроении: над судном все чаще пролетали чайки, и это означало, что берег близко. Теперь все подолгу стояли на палубе, вглядываясь в горизонт, но, как и следовало ожидать, первым землю заметил матрос, находившийся в «вороньем гнезде». Матрос сообщил об этом капитану, и Стоддард, стоявший на капитанском мостике, приставил к глазу подзорную трубу. Опустив трубу, он прокричал:

– Земля, друзья мои!

– Ирландия, сэр? – осведомился Саймон.

– Нет, сэр, уже Англия. И это – всего за тридцать дней!

Пассажиры радостно закричали, а Дженси расхохоталась.

Саймон спросил, почему она смеется, но Дженси не могла объяснить: она сама не знала, почему смеется, а не плачет.

В этот день все долго не уходили с палубы – передавали друг другу подзорную трубу и вглядывались в горизонт. Когда же солнце село, пришлось уйти на обед. Дженси с Саймоном зашли в каюту, чтобы привести себя в порядок, и он, как всегда в последнее время, обнял ее и поцеловал.