Возвращение Прославленных. Книга 2
Шрифт:
Разлили по мискам похлёбку, а Бёрнис, как всегда, жевала сырую рыбу.
Сначала ели в тишине, размышляя. Кто-то должен был что-то предложить. И это оказалась Мэдлин.
— А, может, — несмело высказалась она, — спросить совета у куклы Мэй?
— Точно! — кивнула Волчица.
Она вытащила куклу. Но Мэй, к сожалению, ничего не знала, и помочь ничем не могла. Все наперебой предлагали варианты вопросов для куклы. Но чего бы у неё ни спрашивали о следующих действиях, Мэй отвечала пространно и глупо. После бестолкового сеанса спиритизма вокруг куклы,
Леонар, задумчиво жуя корку хлеба, рассуждал:
— Я вспоминаю наше страшное сражение в подземелье. Теперь кажется, всё так просто: дубовники — они жежили на деревьях. Значит, боятся огня и им уничтожаются. А если бы Итиро не выронил Огненную палочку? Страшно подумать. Ну почему в приключенческих книгах все ответы приходят вовремя? А у нас постоянно всё как-то глупо. В романах герои в самый решительный момент просто находят гениальный ответ. Как же так?
— Но ведь у нас получилось точно так же, — успокоил его, потирая бок, Итиро.
— Нет, — возразил Леонар, — страшит то, что у нас это была счастливая случайность. Какие же мы самые умные визидары — ремесленники, если через раз нам помогает простое везение? Будучи героями какого-нибудь французского романа, у Жуля Верна, например, мы поняли бы про Огненную палочку и дубовиков на десять минут раньше, или даже в подвале «Весёлого Леприкона». Иногда после наших приключений я лежу и думаю о том, как здорово бы применил все наши толы и ауксилы, словно разгадываю шахматную партию, когда уже всё позади. И порой это изматывает меня.
— Все умные задним числом, — кивнула Пинар.
— Леонар-Леонар, я так тебя понимаю, — закутываясь в плащ посильнее, задумчиво сказал Тафари, — меня и самого порой мучили такие же мысли. Иногда в жизни самое главное — эта та самая счастливая случайность. Но я не называл бы её везением. Сначала ты изучаешь тысячу вещей, читаешь тысячу книг, а потом, в тяжёлой ситуации, в самый последний момент, твой мозг выкидывает тебе спасительную мысль. Но он бы не сделал этого, если бы в голове ничего не было. Порой мне кажется, что самый главный тол — это голова. Недаром при мастерских ремесленников были классы. Учение, как известно — свет.
Тафари помолчал, глядя на огонь. Он, отражаясь, плясал отсветами в его больших зрачках и добавил:
— А насчёт применения толов и ауксилов — ты прав. И мне порой кажется, что мы могли бы пользоваться ими поактивнее и как-то…грамотнее что ли… Но я думаю, что мы к ним ещё не привыкли. С одной стороны — мы всегда были для людей чем-то вроде колдунов и ведьм, с другой — мы слишком долго жили среди них. Люди же истребляли всё, что хоть чем-то напоминало им волшебство. И мы от волшебства отвыкли. Поверь, мне кажется, это может сыграть с нами впереди еще не одну злую шутку.
— Так что нам делать дальше? Куда идти? — доев и отбросив котелок, взобрался на камень Стурла.
Он оглядел темнеющие дали и разочарованно подытожил:
— Ни огонька, ни здания нормального не
— Тогда мы должны найти Медикат и почтить память героев. Они сражались, чтобы мы жили, — сказал Тафари, — пойдёмте спать.
— Я посижу у костра, пороюсь в книгах. Может, там найду ответ? — ответил ему Леонар, и Мэдлин молча протянула ему Бездонную сумочку. А сама забралась в палатку и свернулась рядом с Янмей и Пинар. За ней туда залезла Бёрнис. Спать вместе было теплее.
— Я с тобой посижу, — сказал Пит Леонару. И подсел рядом с графом.
И засыпая визидары в обеих палатках, слушали их тихий спор о вселенной, Визидарии и визидарах. Ох, и любители оказались поболтать эти двое. Особенно Пит.
Утром обнаружилось, что выход найден. И очень легко. Он пришёл сам собой, но никто этого даже не заметил. Вернее, Питер не заметил. Когда уже все спали, а они с Леонаром так и не нашли чего-нибудь путного в книгах, Пит решил поискать какие-нибудь сноски у себя на карте.
— Я, конечно, знаю её наизусть, — шептал он Леонару, — но вдруг что-то пропустил, или сейчас взгляну на планы с новой точки зрения.
Питер развернул шкуру и опешил — карта пропала.
— Такой я и нашёл её в пещере, — тряс он шкурой, показывая её Леонару.
— Дело поправимое, сейчас мы вновь проявим твою карту, — успокоил его Леонар.
Он достал проявляющую солонку и посыпал ею поверхность шкуры. Но карта не проявилась. Леонар засыпал кожу толстым слоем соли. Но нет, ничего.
— Видно, здесь она должна была исчезнуть, — расстроено сказал Пит, стряхивая соль.
Он отчаянно сколачивал соль с кожи, но она осыпалась только частично.
— Гляди, — привлёк Питер внимание Леонара, ткнув в островки соли.
Да уже будто и не соль это была. Кристаллики помутнели, растаяли и слились меж собой так же, как это делают шарики ртути. Постепенно лужицы вещества затянули всю шкурку и затвердели. Словно на неё нанесли слой металла.
В скудных отсветах костра Питер и Леонар разглядывали шкуру.
— Что это? — пробормотал Леонар, ощупывая стальную поверхность кожи, — Похоже. на серебро…а у нас Стурла по нему специалист.
Питер кивнул в ответ:
— Дождёмся утра и попросим поколдовать над исчезнувшей картой Стурлу.
…Как только гном с утра вылез из палатки и хотел потянуться, к нему обратился Пит:
— Старина, не мог бы ты произнести заклинание серебра над шкурой?
И он протянул гному затвердевший лоскут кожи теперь больше похожий на мохнатую пластину. Стурла, рассерженный тем, что ему не дали всласть размять косточки, насупился, небрежно махнул в сторону шкуры рукой с браслетом, произнёс: «Аргентум» и решительно направился к ручью умываться. Он и не видел, что от его заклинания шкурка поднялась в воздухе, плавно покружилась и легла на колени Питеру. На серебряной пластине обозначились линии и маршруты. Это и была новая карта. Карта Визидарии.