Возвращение рыцаря
Шрифт:
— Лишь бы не в этой проклятой норе! — пробормотал Блейкни.
— Под ножом гильотины, если вы скажете нам, — закричал Эрон, теряя последнее самообладание. — Если же вы не захотите говорить, то сгниете с голода в этой норе, да! Я сегодня же вечером прикажу замуровать эту стену, и ни одна живая душа не переступит этот порог, пока крысы вдоволь не насытятся вашим грешным телом.
Узник медленно поднял голову, его сотрясала лихорадочная дрожь, а в устремленных на Эрона глазах выразился неподдельный ужас.
— Я хочу умереть на открытом воздухе, — прошептал Блейкни.
— Так скажите нам,
— Да ведь я же не могу! Я могу только велеть своим товарищам выдать его вам. Неужели вы думаете, что я не сказал бы вам теперь, если бы мог?
— Таким путем вы ничего не добьетесь, гражданин, — спокойно вмешался Шовелен. — У него в голове все перепуталось, и он вряд ли способен в настоящую минуту дать какие-нибудь ясные указания.
— Так что же прикажете делать? — сурово проворчал Эрон.
— Он не может прожить больше суток, а в течение этого времени будет становиться все слабее и слабее.
— Если вы не сделаете некоторых уступок в режиме.
— Ну, это только продолжит до бесконечности теперешнее положение, а тем временем маленькое отродье куда-нибудь сплавят, может быть, за границу.
Блейкни сидел, положив голову на руки, погруженный в какое-то оцепенение. Эрон грубо схватил его за плечо.
— Пожалуйста, без этого! — крикнул он. — Мы еще не порешили с Капетом.
— Говорю вам, что это ни к чему не приведет! — с твердостью вмешался Шовелен. — Если вы не желаете отказаться от мысли отыскать Капета, то должны сдержать себя и применить дипломатию там, где не помогает сила.
— Дипломатию, — фыркнул Эрон. — Помнится, она сослужила вам хорошую службу в Булони прошлой осенью. Не правда ли, гражданин Шовелен?
— Теперь она служит мне лучше, — невозмутимо возразил последний. — Вы не можете не признать, что без нее вы не имели бы ни малейшей надежды найти Капета.
— Ну да, вы предложили извести человека голодом, но насколько это продвинуло дело, — еще вопрос. А что, если проклятый англичанин не захочет нам ничего открыть, сам же тем временем подохнет на моих руках?
— Этого не случится, если вы исполните его желание. Дайте ему теперь сытно поесть и хорошенько выспаться до утра.
— А утром он опять нас надует? Я уверен, у него в голове уже готов целый план, и он собирается сыграть с нами какую-нибудь ловкую штуку.
— Это более чем возможно, — сухо отозвался Шовелен, — хотя, — с сомнением прибавил он, глядя на своего некогда блестящего врага, — не похоже, чтобы он был теперь в состоянии заниматься интригами и заговорами. Последуйте моему совету.
Шовелен обладал даром говорить убедительно, и эта способность оказала свое действие на главного агента, созданного из более грубого материала.
— Ваш совет не очень-то помог гражданину Колло прошлой осенью в Булони, — снова напомнил он, плюнув на пол в доказательство своего презрения.
— Взгляните на него, гражданин, — возразил Шовелен, — и вы согласитесь, что если немедленно не принять каких-нибудь мер, то через сутки будет поздно. Что тогда? А вот что, — прибавил он, понизив голос до шепота: — Рано или поздно какой-нибудь беспокойный член Конвента пустит слух, что Капета нет больше в Тампле, что вместо него там содержится маленький нищий, и что вы, гражданин Эрон, заодно с надзирателями обманываете
— Я сейчас заставлю этого проклятого англичанина говорить, — произнес Эрон, сопровождая свои слова отборным ругательством.
— Теперь нельзя, — решительно сказал Шовелен. — В теперешнем своем состоянии он не способен ничего объяснить, если бы даже и хотел, что еще весьма сомнительно. Положим, люди такого сорта всегда преувеличивают свои силы, но все-таки посмотрите на него, гражданин Эрон, и вы убедитесь, что нам нечего бояться с его стороны.
В душе Эрона происходила борьба. С одной стороны, его пугала мысль выпустить англичанина из этой тесной камеры, где он день и ночь находился под самым бдительным надзором; с другой же стороны, его прельщала перспектива снова завладеть маленьким Капетом, что могло никогда не осуществиться, если узник не пожелает ничего объяснить на словах.
— Если бы только я мог быть уверен, что вы хотите того же, чего и я! — нехотя произнес Эрон.
— Неужели вы не верите, что я всем сердцем ненавижу этого человека? — серьезно ответил Шовелен. — Я хочу его смерти, но еще гораздо сильнее жажду безусловного позора! Вот для чего я и вам помог. Если бы вы сделали, как намеревались, и, захватив его, сразу отправили на гильотину, создав ему ореол мученика, то он и тут одурачил бы вас и сделал бы вас посмешищем в глазах толпы, — в этом можете быть уверены. Тогда он был в полной силе, судьба всегда благоприятствовала ему, и ни вы со своими негодяями, которых так легко подкупить, ни целая парижская гвардия ничего не могли бы с ним поделать Я его знаю, а вы не знаете. Не из моих только рук он сумел выскользнуть: спросите гражданина Колло д’Эрбуа, спросите сержанта Бибо у Менильмонтанской заставы или Сантерра с его гвардейцами, — они многое могут порассказать вам.
— И все-таки вы советуете мне выпустить его завтра из тюрьмы?
— Вы сами видите, в каком он теперь состоянии, гражданин.
— Если бы я только знал, что возвращение Капета для вас так же важно, как и для меня! — сказал Эрон, начиная сдаваться.
— Совершенно так же важно, если все будет устроено через англичанина, — многозначительно подтвердил Шовелен.
Прежде чем ответить, Эрон обошел вокруг стола, грубым движением поднял голову узника, бессильно склоненную на протянутые руки, и устремил испытующий взор на его восковое лицо, глубоко впавшие глаза и бледные, бескровные губы; затем он со злобным смехом, снова опустив голову Блейкни на стол, повернулся к своему достойному товарищу и сказал:
— Кажется, вы правы, гражданин Шовелен, теперь ему никакие силы не помогут. Говорите, что вы придумали!
Глава 10
Отойдя с главным агентом на другой конец камеры, Шовелен приказал сержанту подать два стула, и они уселись на них; отсюда было видно все, что происходило и в дежурной комнате, и в той части камеры, где Блейкни по-прежнему сидел у стола, опустив голову на руки.
— Прежде всего, — начал после минутного молчания Шовелен, понизив голос до шепота, — скажите мне, чего вы сильнее желаете: смерти англичанина — здесь или на гильотине — или возвращения Капета?