Возвращение с края ночи
Шрифт:
Сашка окинул взглядом небосвод и поежился: небось опять до жди будут, даром что лужи от предыдущих еще не высохли. Вот погодка-то… Или это у «них» метод психологического давления такой? Вполне возможно. Пряников ему сегодня пытались подсунуть весьма немало, теперь должна наступить очередь кнута — и плохой погодой тут дело вряд ли ограничится.
«А Олег небось сидит себе в директорском кабинете, смотрит телевизор и в ус не дует. Вот уж кто Альбине подошел бы идеально: хоть припугни, хоть подкупи — станцует под любую дудку. Какого хрена „белым“ сдался именно я? А ведь еще и „черные“ должны быть! Альбочка,
В соответствии с этой мыслью он извлек из кобуры «Мангуста» и вытащил, а потом загнал обратно сначала один магазин, потом второй. Надо будет еще раз зайти домой и вскрыть последний оставшийся там тайник — еще два десятка патронов россыпью в пакете, вдавленном в трубчатую перекладину лестницы на чердак. Забрать запас и таскать его с собой. Опасно, конечно, но, снявши голову, по волосам не плачут.
Воронков нахмурился, и с беспокойством обвел глазами территорию станции — пока он стоял, размышляя, вокруг что-то изменилось. Исчезло что-то очень привычное, без следа сгинула какая-то естественная часть окружающей среды — причем настолько естественная, что даже сразу и не понять какая.
Джой тоже заметил изменение и коротко, подозрительно гавкнул:
«Тихо стало».
Сашка кивнул головой. Действительно, смолкла вентиляция в главном здании и замерли моторы насосов. Электричество отключили, что ли? Но фонари — те, которые целы — продолжают гореть… Олег, что ли, безобразит? Или команда из Горэнерго пришла, такое тоже ведь бывает!
Кстати, с Олегом надо все-таки пообщаться — объяснить, предупредить мало-мало. Ему тут еще почти сутки куковать, бедняга, оказывается, махнулся вдобавок своей сменой, а он как раз во всех этих переплетах совершенно ни при чем.
Сашка спрятал пистолет обратно и направился к главному зданию. Джой ленивой трусцой бежал впереди, и было странно и непривычно слышать цоканье его когтей по растресканному бетону дорожки. Внешняя ленца пса обмануть его не могла: он чувствовал, что собака напряжена и готова к любым неожиданностям. Но первым опасность заметил все же он сам.
Свет единственного прожектора на мачте падал косо, ложась широким желтоватым пятном на дорожку и дальше — на широкую площадку, закатанную асфальтом. Когда-то водители здесь ставили самосвалы, перед тем как идти подписывать путевые листы, а сейчас на ней стоял только скелет бесхозного грузовика (до того, как с него сняли все, что можно и что нельзя, он был армейским «Уралом»).
Сначала Сашка просто скользнул глазами по площадке, отметив отсутствие каких-либо новых деталей в пейзаже. Скользнул, перевел взгляд дальше, и тут же вновь повернулся к широкому асфальтовому прямоугольнику. Опять подсознание зацепилось за какую-то несуразность в увиденном, но сообщать сознанию, что конкретно не так, не спешило.
Он еще раз внимательно оглядел площадку. Никого и ничего, груда металлолома, сохраняющая подобие машины, тоже абсолютно такая же, как всегда… Но что же тогда заставило его обернуться?
Почти
Не сводя взгляда с площадки, Сашка сделал несколько осторожных шагов назад, а Джой, только теперь сообразивший, что неожиданности уже начались, пододвинулся к нему поближе, не видя пока что, кому и как давать отпор.
— Спокойно, парень, спокойно… — предупреждающе проговорил Воронков, обращаясь скорее к себе, чем к собаке, и нервно по гладил ладонью свободной руки ствол пистолета…
«Опа! Когда ж я его вытащить успел? Можно подумать, „Мангуст“ сам ко мне в руку лезет, как припрет. Однако забавную зверушку я сострогал!»
Дальнейшие размышления на отвлеченные темы прервал тихий треск: по асфальту площадки пробежала трещина — тонкая, с коротенькими веточками-отростками. Она прихотливо извивалась и наконец замкнулась, образовав криволинейный контур. И в центре этого контура асфальт беззвучно начал подниматься горбом, а отсеченный трещиной край пополз к центру — словно кто-то вырезал фигурку из бумаги, чиркнув по ней бритвенным лезвием, а теперь с другой стороны медленно выдавливал ее, придавая объем.
Вот асфальтовый горб поднялся до уровня Сашкиного лица, вот он уже выше — с одного боку горба образовался выступ, напоминающий маленькую голову на короткой шее, а складки внизу не торопясь начали превращаться в подобие ног…
Рука с «Мангустом» поднялась на уровень лица Воронкова, и на этот раз о собственной воле пистолета он размышлять не стал — а хоть бы оно и так. На этот раз их намерения вполне совпадали.
Алый кружок, символизирующий точку прицеливания, твердо установился там, где у формирующегося на глазах у изумленной публики монстра образовывалась голова, и Сашка движением большого пальца перевел задатчик боепитания на огонь проверенными уже в бою стрелками с трассером из левого магазина.
А тем временем вырастающее из асфальта нечто приобретало все более и более четкие очертания, превращаясь в подобие очень большого и очень неумело сделанного медведя с непропорционально длинными и толстыми ногами. И голова «медведя» была слишком уж маленькая — вряд ли выстрел по ней даст какой-то эффект… «А куда ему еще палить? По ногам, по суставам — а есть ли у него суставы?»
Вопрос, заданный себе Воронковым, был чисто риторическим — «асфальтовый медведь» исходил паром, и сквозь него ничего не было видно. Но вскоре пар сошел на нет, лишь редкие струйки поднимались вверх, а потом и они иссякли, словно там у него внутри медленно, но верно разгорелась некая печка.
«Или ядерный реактор — вот смеху-то будет… А, была не была!» — и Сашка нажал на спуск.
Грохот выстрела отозвался сдвоенным ударом по барабанным перепонкам: звук отразился от близкой стены, создав иллюзию дуплета из охотничьей двустволки. Черное создание дернуло головой, в которую попала пуля, и, неуклюже отрывая ноги от земли, начало на месте разворачиваться в Сашкину сторону. При его движениях в асфальте, из которого оно состояло, образовывались трещины, сквозь которые виднелось что-то раскаленное до красного свечения.