Возвращение с края ночи
Шрифт:
Теперь Воронков не стал ждать, когда после первого шага «медведь» кинется в разбег. Он сразу же сместился в сторону, но не намного — нужное направление было как раз тут. И вот теперь он бросился бежать по прямой, каждую секунду оглядываясь назад, не началось ли преследование.
«Медведь» довернул и снова: шагнул вперед, сделал маленькую паузу, побежал на Сашку…
«Хватит или не хватит?» — только и успел подумать Воронков, выполняя что-то вроде тройного прыжка вбок.
Серое с красным чудовище пронеслось мимо,
Звук удара о дно, оглушительное шипение, всплеск и бурление воды, скрежет падающей туда же в пруд мачты с погасшими прожекторами — все слилось в один слитный, неописуемый аккорд. Над прудом взметнулась мутная стена пара, который бурлил, улетая вверх, но снизу вспухали все новые и новые клубы.
Сашка, прислонившись спиною к другой, уцелевшей мачте, напряженно пытался разглядеть что-нибудь в этом кипении и бурлении, но ничего не получалось: зрение ничего не могло разобрать в белесой мешанине. Зато обоняние прекрасно восприняло запаховую картину происшедшего, и даже ко многому привыкший Воронков зажал нос, не выдержав.
На проводах мачты затрещало, от проводов посыпались снопы искр, и остальные прожектора погасли. Теперь горели лишь фонарь перед воротами и две лампочки над подъездом операторского здания.
«Пакетник осветительной цепи выбило, оценил Воронков, — Если эта дрянь уцелела, то в темноте бегать от нее будет трудновато… Тогда чего я стою, как баран?!»
И Сашка бросился к мастерской — среди всего прочего штатного и сверхштатного снаряжения там у него где-то лежал хороший фонарь в водонепроницаемом исполнении.
Кроме него, Сашка прихватил с собой еще и противогаз и, на ходу отвинтив шланг от маски, засунул его в рот. Теперь, по край ней мере, можно было не дышать носом, и запах кипяченых помоев хотя ощущаться и продолжал, но все-таки заметно слабее.
Вода в пруду продолжала бурлить, но уже не так активно. Больше никакого движения заметно не было, и, по-прежнему держа «Мангуста» наготове, он рискнул включить фонарь. Луч света скользнул по заметно ушедшей вниз против обычного уровня воде и уперся в громоздящуюся у края пруда темно-серую бесформенную массу, вокруг которой продолжали всплывать и лопаться пузырьки. Сама же масса лежала неподвижно и больше всего напоминала старую и давно затвердевшую кучу асфальта. Такие кучи появляются на обочинах проселочных дорог, когда водители грузовиков, для экономии бензина не желают везти свой груз «на объект». Никакого сходства с живым существом теперь в ней не было и в помине — до такой степени не было, что Сашка даже усомнился: «А был ли мишка-то? А может, мишки и не было?»
«Ага, не было, — тут же ответил он сам себе и глянул на остатки грузовика, лежащие на изрядном расстоянии от привычного места. — В гробе я видал такую небывальщину! Беда с этими темными. Как чего затевают, так всякий раз взрывы и разрушения.
Воронков, выключив фонарь, быстро направился к главному зданию. Дверь на ключ Олег, конечно же, не запер, так что Сашка просто толкнул ее и вошел.
Как обычно в нерабочее время, внутри было тихо, пусто и чисто. Равнодушный свет белых трубок на потолке отражался на новом линолеуме и масляной краске стен коридора, специфический запах станции здесь почти не чувствовался, несмотря на выключенную вентиляцию, и вообще казалось, что разнокалиберные панели стен отрезали Воронкова от всего внешнего мира с его проблемами и страхами.
Оставляя на полу грязные следы, Сашка дошел до двери директорского кабинета, услышал непонятные звуки и, пройдя через приемную, заглянул внутрь.
Телевизор, старомодно поставленный на длинные ножки, был настроен на ночной канал, и на экране крашеная блондинка неталантливо, но старательно изображала, что трахается с бритым мужиком поперек себя шире — поскольку в кадре они оба были только до плеч, в реальность сцены не очень верилось.
Перед телевизором стояло директорское кресло, рядом в пепельнице дымилась начатая сигарета, а на полу стояли пивные бутылки — две пустые, и одна полная.
— Олег… — позвал вполголоса Сашка, потом повторил громче: — Олег, где ты?!
Ответом была тишина, лишь блондинка продолжала ахать. Да где же он?
— Олег, твою мать!!!
Бритый мужик на экране одной рукой отлепил от себя женщину, которая сразу умолкла, словно поставленный на паузу магнитофон, и, не меняя позы, бросил в сторону Сашки:
— В очке утопился твой Олег. А матом ругаться не надо — тебе вот может ни хрена, а другим и стыдно. Ты лучше садись, мы тебе тут шоу дальше будем крутить. А надоест — так и за жизнь поговорить можно.
И, перестав обращать внимание на Сашку, бритый навалился на свою даму, которая тут же вновь начала стонать.
«Так, значит. Опять телевизором играем? Ну, как прикажете-с!» — и с этой мыслью Воронков крутанулся на левой ноге, а пяткой правой ударил в экран.
«Не порезаться бы…» — но опасения были напрасны. Ни дождя осколков, ни звона стекла, ни даже грохота опрокинувшегося аппарата не последовало. Телевизор, словно ванька-встанька, качнулся на неожиданно гибких ножках и тут же вернулся в прежнее положение. Сашка схватил с пола ту бутылку «Волжанина», которую Олег не успел открыть, и с размаху швырнул ее в стекло — но раздался лишь глухой стук, и невредимая бутылка, отскочив от невредимого экрана, закувыркалась по полу и остановилась точно на прежнем месте, только уже не стоя, а лежа.