ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

Сабатини Рафаэль

— Заткнись, ведьма! — Шабо побагровел. Но Жюли видела, что он больше не опасен. Она знала о его малодушии, эта женщина, от которой у него не было секретов, и видела, что страх отрезвил и обуздал её любовника.

— Не буду молчать! Почему я должна молчать?

— Если я услышу ещё хоть слово, я выкину тебя обратно на улицу. И зачем только я тебя там подобрал!

— Выкинешь? Чтобы я рассказала людям, как ты продался австрийским евреям?

Шабо с ненавистью посмотрел на сожительницу.

— Шлюха! — С этим грязным словом его внезапно покинули силы,

и депутат тяжело опустился на стул. Он оказался в ловушке. Он согрел на груди змею. Эта женщина могла погубить его. Она обладала для этого достаточной властью. Он должен успокоить её, выиграть время. Неразумно угрожать с пустыми руками тому, кто держит оружие.

А Жюли тем временем бушевала. Презрительно брошенное грязное оскорбление только подлило масла в огонь. Её пронзительный голос — таким голосом природа почему-то всегда оделяет сварливых женщин — поднялся до визга. Он летел через открытые окна на улицу. Соседи останавливались послушать, улыбались и пожимали плечами. У гражданина представителя Шабо очередная любовная сцена с его пассией. Нацией он, возможно, и правит, но с этой женщиной не справится никогда.

Шабо порывался остановить Жюли.

— Успокойся, дорогая! Ради Бога, немного потише. Ш-шш! Тебя услышат соседи. Послушай меня, моя голубка. Послушай! Я умоляю тебя, детка.

Но только когда у Жюли кончилось дыхание, и произошла неизбежная коротенькая заминка, Шабо представилась наконец возможность вставить слово. Он ухватился за неё и быстро заговорил. Он убеждал, что она заблуждается. Всё совсем не так, как она полагает. Он представил ей доводы, которые братья Фрей и Андре-Луи недавно приводили ему. Он, Шабо, добился отмены закона из чувства долга. Награда, обещанная ему, заслужена; он может принять её с лёгким сердцем. Его совесть останется незапятнанной.

Жюли слушала и фыркала. Потом, усмотрев возможные выгоды в собственной покладистости, перестала фыркать.

— Я поняла. Поняла, любовь моя. Ты прав. Мы должны лучше жить, лучше питаться, лучше одеваться. Посмотри на меня. Я хожу в лохмотьях. Дай мне десять луи, я пойду и куплю себе платье. — Она подошла к Шабо и протянула руку.

— Через несколько дней, — ответил Шабо с готовностью, обрадовавшись, что буря миновала.

— Сейчас, — настаивала Жюли. — Немедленно. Раз ты богат, я больше не буду ходить в этих обносках ни минуты. Посмотри на это платье. Оно вот-вот расползётся.

— Но у меня пока нет денег. Они должны поступить.

— Поступить? Когда?

— Откуда я знаю? Через несколько дней, может быть, недель.

— Несколько недель! — Жюли снова сорвалась на визг. — Ну и дурак же ты, Шабо! На твоём месте… — Она вдруг замолчала.

Более хитрая в житейских мелочах Жюли заметила то, что Шабо проглядел. На его месте она никогда бы не допустила такой оплошности. Нет, она не такая дура. Но теперь она сумеет исправить ошибку своего недалёкого сожителя.

Два дня спустя она щеголяла в новом полосатом платье, с высокой, по моде талией, в новеньких туфлях и чулках, в новом домашнем чепце, из под которого выглядывали аккуратно уложенные

волосы. Гражданин представитель, проснувшись, потёр глаза и потребовал объяснений. Жюли хихикнула и напустила на себя таинственность.

— Не все же глупцы вроде тебя, Шабо. Я не собираюсь умирать от жажды рядом с источником.

Вот и всё, что она ему сказала, и Шабо ушёл из дому не на шутку встревоженный этой загадкой. Юний Фрей мог бы открыть ему глаза и даже собирался это сделать. Но по размышлении финансист предпочёл разыскать гражданина Моро и его друга де Баца, здравый смысл и способности которых получили недавно столь блестящее подтверждение.

Банкир застал друзей дома, на улице Менар. Тиссо впустил его в дом и провёл в салон. Юний Фрей не пытался скрыть или притушевать свою тревогу, которая и без всяких слов ясно читалась на его лице. Он немедленно разразился потоком горестных причитаний. Он объявил, что их предали, продали. Этот самодовольный идиот Шабо допустил, чтобы их секрет раскрыли. Его несдержанность выковала меч, который того и гляди падёт на голову Юния. И теперь его, Юния, бессовестно шантажируют.

— Шантажируют! — Андре-Луи сразу увидел суть среди прочей словесной шелухи и оживился. — Нельзя ли мне узнать, кто? У меня с шантажистами разговор недолог.

Его мрачная уверенность в себе подействовала на банкира ободряюще. Фрей пустился в объяснения.

— У Шабо есть домохозяйка. — Таким эвфемизмом Фрей обозвал Жюли — Она и стала предательницей. Эта мерзавка выяснила подробности истории с корсарами, явилась вчера на улицу д'Анжу и потребовала денег.

— Вы дали ей что-нибудь?

— А что мне оставалось делать? На некоторое время я заткнул ей рот. Это обошлось мне в двадцать луи.

Андре-Луи покачал головой.

— Этого мало.

— Мало! Боже мой! Вы советуете мне раздать всё? Шабо располагает…

— Неважно, чем располагает Шабо. Вам следовало дать ей две сотни. Тогда вы её скомпрометировали бы. Остальное доделал бы я.

Но де Бац не согласился с товарищем.

— Ты не можешь разделаться с ней тем способом, которым разделался с Бурландо. Она располагает опасными сведениями.

Андре-Луи устранился от дискуссии, предоставив вести её де Бацу и Фрею. Они ни к чему не пришли. Когда так и не успокоившийся Юний ушёл, де Бац объяснил причину своего возражения. Он потёр руки и рассмеялся.

— Кажется, дело сделано. Пусть малышка Жюли устроит лавину.

Но Андре-Луи был настроен скептически.

— Разве это можно назвать лавиной, Жан? В лучшем случае — снежком. Если Жюли осмелится швырнуть им в идола толпы, она поплатится за своё безрассудство головой. Так что не стоит возлагать на неё особых надежд. Ладно, мне пора приниматься за работу. Я должен написать для «Папаши Дюшеса» статью — панегирик Шабо за его труды двухдневной давности. — Андре мрачно улыбнулся. — Чем выше мы его вознесём, тем больше будет смятение, когда он рухнет. И ещё я обещал Эберу статью с требованием экспроприации всей иностранной собственности во Франции. Она будет иметь успех.