ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША
Шрифт:
Правота барона, наконец, стала очевидна Юнию. Из него посыпались гортанные немецкие ругательства — свидетельство неимоверного облегчения, которое он испытывал.
— Но Леопольдина! Моя малышка Леопольдина! — Эмманюэль едва не плакал.
Юний свирепо набросился на младшего брата.
— Не отвлекай меня своим блеяньем! — Он принялся кружить по комнате и в конце концов остановился под часами севрского бисквитного фарфора, украшавшими камин. Теперь во взгляде его тёмных глаз появились живость и сметливость. Он задумчиво погладил длинный, загнутый книзу
— Это выход, — пробормотал он. — Несомненно, это выход. О, мы должны принять его, не колеблясь, если только Шабо…
— За Шабо я ручаюсь. Перспектива такого богатства совершенно подчинит его вашей воле. В этом не сомневайтесь. В крайнем случае, напомните ему, что его частые любовные похождения вкладывают оружие в руки его врагов. Времена аристократических пороков миновали. Народ требует от своих представителей чистоты во всём, в том числе и в личной жизни. При теперешнем образе жизни Шабо легко может стать объектом злословия, что в конечном счёте приведёт к скандалу вокруг него. Пора ему остепениться. Это второй аргумент. А третий — сама Леопольдина.
Юний утвердительно кивнул. Эмманюэль смотрел на него с тоской, но не осмелился возражать ещё раз.
Глава XXVIII. ЛЕОПОЛЬДИНА
Барон де Бац вернулся на улицу де Менар и застал Андре-Луи за работой. Молодой человек дописывал последние фразы своего панегирика в адрес Шабо. Он находился в превосходном расположении духа, так как поработал плодотворно и остался весьма доволен результатом.
— Я наделил Франсуа Шабо всеми добродетелями Брута, Цицерона и Ликурга, — сообщил он барону, сверкнув тёмными глазами, и швырнул перо на стол. — Титанический труд для одного утра.
Но де Бац считал свои достижения более блестящими.
— Ты всего-навсего воспел Шабо, а я тем временем его женил.
И он с гордостью отчитался о своих переговорах с братьями Фрей. К немалому его удивлению Андре-Луи встретил известие без всякой радости.
— Что же ты наделал? Почему не посоветовался со мной?
Барон, который ждал похвалы, был не только разочарован; он был уязвлён.
— Почему я не посоветовался с тобой? Я, что же должен советоваться с тобой на каждом шагу?
— Так было бы благоразумнее и любезнее с твоей стороны. Я же советуюсь с тобой по поводу каждого шага, который намерен предпринять.
Завязался спор, причём обе стороны взяли довольно резкий тон. Де Бац принялся объяснять преимущества, которые сулит этот брак их кампании. Андре-Луи нетерпеливо прервал его объяснения.
— Всё это я понимаю. Но средства! Средства я никак не могу одобрить. Существуют же какие-то границы дозволенного! Границы, налагаемые порядочностью, которые никакой цинизм не способен перешагнуть.
— Чёрт меня побери, и это говоришь ты! Ты отступаешься от цинизма? Какой дьявол в тебя вселился?
— Мы выиграем нашу партию и без того, чтобы использовать это несчастное дитя в качестве пешки. Де Бац не поверил собственным ушам. — Да какое она имеет значение?
Андре-Луи ударил
— У неё есть душа. Я не торгую душами.
— Могу напомнить тебе о некоторых людях, у которых тоже имеются души. Я говорю о тех, кого ты так безжалостно преследуешь. Разве у Шабо нет души? Или у Делонэ? У братьев Фрей? Разве не было души у бедняги Бурландо, которого ты, не моргнув глазом, отправил на гильотину? Или нет её у Жюли Бержер, с которой ты собирался расправиться тем же способом?
— Эти люди подлы и бесчестны. Я даю им то, чего они заслуживают. Бурландо жаждал крови. Он её и получил. Но к чему играть словами? Как можно сравнивать этих животных с несчастным безобидным ребёнком?
Тут де Бац припомнил сцену во внутреннем дворике улицы д'Анжу и разразился издевательским смехом.
— Понятно, понятно! Маленькую куропаточку, как её называет Шабо, следовало бы приберечь для тебя. Мне жаль, друг мой. Но дело, которому мы служим, не оставляет места для личных удовольствий.
Андре-Луи встал. Он весь побелел от гнева.
— Ещё одно слово в таком тоне, и мы поссоримся, Жан.
Ответ вспыльчивого, словно порох, гасконца последовал с быстротой молнии.
— Я таких развлечений никогда не избегаю.
Их дыхание слегка участилось. С четверть минуты они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, и во взгляде каждого горел вызов. Андре-Луи первым взял себя в руки.
— Это безумие, Жан. Нас с тобой окружают такие опасности, и любая из них в любой момент может привести нас на гильотину. Не к лицу нам затевать ссору.
— Ты сам произнёс это слово, — напомнил барон.
— Возможно. Ты уязвил меня намёком на мои низкие побуждения. Мне показалось, что это оскорбление задевает не столько меня, сколько ту, ради которой я всё это затеял… Предположить, что мне недостаёт верности… — Андре-Луи оборвал фразу. Де Бац взирал на него с удивлением, может быть несколько циничным. — Именно мысль о ней, чистой и непорочной, открыла мне весь ужас такой жертвы. Если бы кто-нибудь составил подобный заговор против Алины… Я представляю себе её муку, и более остро сознаю, какая пытка уготована Леопольдине. Девочка не должна стать пешкой в этой игре, Жан. Она не должна стать жертвой наших интриг. Это чересчур высокая цена за голову Шабо. Мы балансируем на грани бесчестия. И я не стану ни участвовать в этом торге, ни мириться с ним.
Де Бац слушал Андре-Луи недобро прищурившись, с поджатыми губами. Его гасконский темперамент восставал против этого неожиданного отпора, против этого неприятия стратегического шедевра, которым барон так гордился. Но он обуздал свой гонор. Андре-Луи прав: их положение слишком опасно, чтобы они могли позволить себе рассориться. Вопрос необходимо уладить при помощи разумных доводов. Де Бац решил сделать ответный шаг к примирению.
— Нет нужды читать мне такую длинную нотацию, Андре. Прости, если моё подозрение оскорбило тебя. Я рад слышать, что твой интерес к девушке не личного характера. Это было бы серьёзной помехой моим планам.