Возвращение скипетра
Шрифт:
Тем временем с кухни донеслись крики. Возможно, это означало, что один из поваров воткнул нож в другого. Такие вещи случались время от времени. Скорее, хотя…
"Ваше величество! Ваше Величество!" К Ланиусу подбежала кухарка, размахивая руками в воздухе. "О, вот вы где, ваше величество! Идите скорее! Это ваше ужасное создание, ваше величество! Оно украло большую серебряную ложку!"
"Рано или поздно мы вернем его", - сказал король. "Ловкач почти никогда их не теряет".
"Жалкое вороватое
"Ты не сделаешь ничего подобного". Большую часть времени Ланиус был одним из самых кротких людей. Однако, когда он хотел, он мог говорить как настоящий монарх. Кухарка моргнула, едва веря своим ушам. Он продолжил: "Ты не сделаешь этого. Ты понимаешь меня?"
Повар побледнел как молоко. "Мы не будем этого делать, ваше величество. Милостивая ко мне королева Келеа, я всего лишь пошутил".
"Тогда все в порядке". Ланиус знал, что ударил слишком сильно. Но она встревожила его. Он спросил: "Монкат все еще на кухне, или он убежал?"
"Он взобрался по стене, как большая мохнатая муха, а затем проник в какую-то щель. Он исчез". Повар немного воспрянул духом. "И этой вонючей ложки тоже". В ее голосе звучало такое возмущение, как будто она сама ее купила.
"Может быть, я смогу выманить его обратно. Пойдем посмотрим, хорошо?" Сказал Ланиус. "Несколько обрывков могут помочь".
Тепло от очагов и печей окружило его, когда он вошел на кухню. Так же как и аппетитные запахи жарящегося мяса и пекущегося хлеба. Кондитер поливал медом фруктовые тарталетки. Повара, мужчины и женщины, подтрунивали друг над другом на оживленном сленге, обогащенном большим количеством непристойностей и ненормативной лексики, чем по эту сторону королевской армии.
Старая трещина под потолком была заделана. Повар указал на другую, вполне вероятную. Король вскарабкался по лестнице, держа в одной руке лампу, в другой - несколько кусков говядины, отрезанных от мяса. Это не оставляло свободных рук на случай, если он поскользнется. Он решил не поскользнуться. Это очень недостойно, подумал он, но только после того, как было уже слишком поздно что-либо с этим делать.
Он поднес лампу к щели, надеясь увидеть где-нибудь неподалеку глаза Паунсера, светящиеся желтым. Не повезло. Все, что он мог разглядеть, была паутина с бледным пауком, который сделал это, присев на корточки у края. Паук убежал, когда его дыхание встряхнуло паутину. Он спустился по лестнице и покачал головой. "Он ушел".
"Ну, не то чтобы это было большим сюрпризом", - сказала кухарка, но затем, вспомнив, с кем она разговаривает, добавила: "Спасибо, что стараетесь, ваше величество".
"Все в порядке", - сказал Ланиус. "Рано или поздно ложка появится. Прыгун не хранит их".
Она кивнула. Повара действительно знали это. "Монкэт" потерял пару, но только пару. Все могло быть хуже. Как бы то ни было, воровство Паунсера дало кухням повод для недовольства. Каждому было на что пожаловаться. Это было так же весело,
Последние несколько лет Грас проводил каждое лето в поле. Возвращение в город Аворнис — возвращение к остальным членам королевской семьи — всегда требовало привыкания. Этой осенью, казалось, это заняло больше времени, чем обычно. Эстрилда приветствовала его вопросом: "Есть какие-нибудь новые любовницы, о которых мне следует знать?"
"Нет", - ответил он сразу. Он сказал бы то же самое, если бы ответ был "да". Летом он участвовал в битвах; он не хотел больше участвовать в них после того, как вернется во дворец.
Его жена встретила его заявление чем-то меньшим, чем звонкое одобрение, поинтересовавшись: "Есть ли любовницы, о которых мне не следует знать?"
"И ничего из этого тоже", - сказал он ей. Она фыркнула. Однако здесь он был, по крайней мере, технически правдив. Последней его любовницей, о которой Эстрильда не должна была знать — и не узнала, — была Алауда, вдова, с которой он познакомился во время вторжения Ментеше в южные провинции Аворниса. Эстрильда также не должна была знать — и не узнала — о внебрачном сыне Граса по имени Нивалис. Грас позаботился о том, чтобы его сын и мать мальчика не испытывали недостатка ни в чем, что можно купить за деньги. Он никогда не видел Нивалиса. Он хотел увидеть, на днях.
Эстрильда посмотрела на него. "Почему нет?" она спросила его, в ее голосе было что-то похожее на истинное любопытство. "Ты действительно стареешь?"
"Бывают моменты, когда я так думаю", - признал Грас. Были времена, когда он был уверен в этом. Ему не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Он продолжил: "Кроме того — женщины-рабы? Они всего в нескольких шагах от животных со скотного двора".
Как будто это могло тебя остановить. Он завис в воздухе, но Эстрилда этого не сказала. Она спросила: "Что будет после того, как они снимут заклятие?"
Она не оставила бы это в покое. Грас не предполагал, что ему следовало удивляться. Он дал ей множество причин сомневаться в нем — больше причин, чем она знала, на самом деле. Но он не лгал, когда сказал: "Им еще предстоит многое сделать для взросления после того, как это произойдет".
"Неужели?" Голос Эстрильды был холоден, как любая зима, посланная Изгнанным. "Я видела женщину, которую Отус привез с юга Стуры. Мне она показалась совсем взрослой".
"Фулька вырастет быстрее, чем маленькая девочка", - сказал Грас. "Отус, безусловно, повзрослел. Но поговори с ней. Ты поймешь, что я имею в виду".
Эстрильда все еще не казалась счастливой. На самом деле, она, казалось, решила не быть счастливой. Она сказала: "А как насчет того, когда ты вернешься в следующем году? К тому времени все женщины, которые были рабынями, будут взрослыми ".
"Я надеюсь, что они вернутся", - сказал Грас. Эстрильда бросила на него острый взгляд. Он объяснил: "Если они не вернутся, что-то пойдет не так. Либо мы не освободим их по-настоящему, либо Ментеше найдут способ снова поработить их."