Возвращение Скорпиона

Кургузов Юрий

Я мотнул шишкой.

— Не собираюсь, драгоценная, а уже остановился! Нет, а куда же мне, скажи на милость, податься?! Я понимаю: произошло недоразумение либо же затея с телеграммой чья-то дурацкая шутка, однако мне что прикажешь делать? Ну ладно, ежели ты чего-то там боишься в плане целомудрия, переночую в машине.

— Хорошо. — Елизавета встала, приблизилась, и глаза ее оказались если и не на одном уровне с моими — для этого потребовалось бы еще сантиметров десять, — то по крайней мере поближе, нежели (в

свое время) глаза Маргариты. — Хорошо, ключи я вам дам, но… но потом все же позвоню дедушке.

— Дедушке я и сам с удовольствием позвоню, — заверил я. — Кстати, как здоровье дражайшего Владимира Евгеньевича? У него, кажется, проблемы с почками?

Лиза нахмурилась:

— Почему вы так решили?

— По радужной оболочке глаз, — пояснил я. — Ну и некоторым другим признакам. Ладно, давай ключи, а то меня там друг заждался.

Она замерла на пороге кухни:

— Какой еще друг?!

— Не волнуйся! — рассмеялся я. — Насколько я разбираюсь в молодых спортсменках, этот тип тебе должен понравиться. — И горестно вздохнул: — Не то что я.

Лиза фыркнула и пошла за ключами.

Получив знакомую связку, я тоже фыркнул и пошел на улицу. В голове зло пульсировало одно только слово — "ловушка"… Въехал во двор, закрыл ворота и зарулил за дом, чтобы машину не было видно с дороги. Ужасная, конечно, конспирация, но все равно как-то спокойнее.

Потом наконец выпустил Джона, и тот сразу же на полминуты задрал лапу на угол фундамента.

— … и пожалуйста, веди себя прилично, — наставлял я его по пути к крыльцу. — Сейчас познакомишься с девушкой. Новой девушкой. Она — своя. Своя, понял? Хотя возможно, и такая же "ловушка", как телеграмма, но пока — своя. Что теперь поделаешь — коли влипли, придется расхлебывать…

Лиза… (Я всё никак не мог привыкнуть к этому имени в данном приложении — раньше оно ассоциировалось у меня с кем-то нежным, тонким и хрупким.) Лиза встречала нас в прихожей. Волосы ее были уже аккуратно расчесаны, а по губам явно пробежалась помада. Не для меня, разумеется, — для тех, кого бьют сковородкой по балде, не причесываются и губ не красят. Ладно же…

Я коварно протиснулся в дверь первым и ехидно прошелестел:

— Ну, знакомьтесь!

Елизавета дежурно улыбнулась в ожидании…

Я сделал за спиной незаметный знак рукой — и распахнул дверь…

Когда мы в обнимку, как два пьяных грузчика, оба на задних лапах, ввалились в прихожую, мадемуазель Лизетта сначала побелела как, извините, труп. Однако ж не зря я еще раньше отмечал особую склонность Джона к женскому персоналу Земли…

Уже через секунду наглец аккуратно водрузил свои огромные лапы ей на плечи и трогательно лизнул в нос. Опасный, конечно, и весьма рискованный ход — а ну как истеричка?

Но когда еще через секунду вдруг раздался такой радостный

девичий смех, что у меня заложило левое ухо, я подумал, что, кажется, этот дом нас принял.

…Гм, а примем ли мы этот дом?..

Глава седьмая

Да, начало было вполне дружелюбным. Когда же улеглись "первые радости" и некоторая суматоха, вызванная желанием Джона осмотреть и обнюхать новую конуру, я пригласил Лизавету на кухню:

— Попьем чайку?

Она сморщила носик.

— Ой, не хочу!

Я сморщил свой.

— Сам не хочу, но есть разговор.

Джона, чтобы не мешал, я оставил в коридоре. Закрыл дверь и:

— Выкладывай.

— Что выкладывать? — не врубилась она.

Впрочем, едва лишь я многозначительно показал на свою контуженную голову, врубилась и заалела как маков цвет.

— А-а-а…

— Ага, — сурово подтвердил я. — А ну-ка, дорогая, колись: по какому же такому ужасно вескому поводу ты чуть не разнесла мне череп?

Лизавета чирикнула:

— Испугалась! Думала… думала, вы — это те… — И умолкла.

Я насторожился:

— Погоди-погоди! Что значит — "те"? Кто — "те"?

Румянец на ее щеках опять начал уступать место девственной белизне.

— Те, которые…

И снова пауза.

— Ну-ну, милая! — не очень галантно подталкивал я ее. — Ну рожай… То есть, я хотел сказать…

— Я поняла, что вы хотели сказать, — ледяным тоном произнесла девушка. — Хорошо, нате! — И, достав из кармашка короткой джинсовой юбки свернутый в несколько раз бумажный листок, бросила его на стол.

— Давайте. — Я развернул листок и громко прочел вслух: — "Хочешь повеселиться крошка? Я хочу. Жди". М-да-а…

— Вот видите, — расстроенно вздохнула Лиза.

Я кивнул:

— Вижу. И ты, несчастная, вообразила, что автор этой гадости — я?! Да еще и без запятой перед обращением! Большего оскорбления ты мне нанести не могла!

Она вымученно улыбнулась:

— Всё шутите. А что, что я должна была вообразить, когда увидела, как вы лезете через забор?

Я покачал головой:

— И это стало главной причиной? Ну и нравы у вас: порядочному человеку нельзя и через забор перелезть. Где и когда ты нашла эту записку?

Лиза посмотрела на настенные часы:

— Примерно в десять утра. Вышла во двор, а она лежала на дорожке недалеко от калитки.

— Понятно… — Я повертел измятый лист в руках: хрен его знает, много тут не высосешь — написано обычным шариковым черным стержнем, корявыми печатными буквами. — Понятно, — повторил я. — И ты решила, что через забор лезет гнусный насильник, и отважно взялась за сковороду? Похвально. Слушай, а почему дверь-то не заперла?

В глазах ее мелькнули храбрые искорки: