Возвращение Скорпиона
Шрифт:
— Так вот. Этот негодяй приблизительно… вашего возраста… вашего роста и… вашего веса.
Аккуратно, чтобы не свалить пакет, я водрузил ногу на ногу.
— Его измеряли и взвешивали те, кому он ломал кости?
Мошкин улыбнулся столь ослепительно, что в черноте ночи сверкнули его передние зубы.
— Прекрасная шутка!
— Да это, в общем-то, и не шутка, — пожал плечами я.
— М-да-а… — Он уже не улыбался. — Короче, этот ваш двойник покалечил в "Голубом поплавке"
— Теперь всё, — кивнул я. — За исключением сущей безделицы. Я понятия не имею, что такое "Голубой поплавок". Местный "Метрополь"?
Мошкин почесал переносицу.
— Ну хорошо, а что скажете в ответ на следующее? У меня есть веские основания предполагать, что кому-то здесь понадобилась ваша шкура.
— Правда? Но я же еще линяю!
— Ну-ну, — важно произнес Мошкин. — Не переживайте и не беспокойтесь. Если какая-нибудь сволочь и впрямь решит поохотиться на вас, мы обязательно придем на помощь.
Я уточнил:
— Мы — это кто?
— Не любимая вами милиция, кто же еще.
Я укоризненно покачал головой:
— Боюсь, вы путаете два абсолютно различных понятия, господин подполковник. Милиционеры — это люди, которые защищают мирных граждан от преступников и прочей швали. А менты — нелюди, присосавшиеся, извините за каламбур, к органам, чтобы издеваться над гражданами и набивать свой карман. Они — те же преступники, только на свободе и в погонах, а потому поле их деятельности гораздо шире. Комментариев не требуется?
Мошкин пожал плечами:
— Да нет, Америку вы не открыли. Но какова цель вашего приезда? Та же, что и год назад?
А вот это прозвучало уже настолько прозрачно, что я не выдержал и нагло сказал:
— Бросьте, любезный, нести чушь. Вы, кажется, тонкий ценитель и знаток поэзии? Особенно произведений, в которых встречается слово "чёрный". Может, почитаем стихи? Высоцкого я уже цитировал десять минут назад, а как вам Ходасевич? Помните его "Поразить морскую гидру может ч ё р н ы й арбалет", а? Или же вот еще…
Однако "еще" я не успел.
Подполковник Мошкин резко встал и показал на темнеющий на траве бушлат:
— Разрешите полюбопытствовать, что в вашем пакете?
Но я тоже резко встал.
— Не разрешу. Или у вас имеется ордер на обыск?
Мошкин молчал, и по тембру этого молчания я понял, что, во-первых, ордера у него нет, а во-вторых, что, похоже, прежней душевной близости в наших беседах не будет больше уже никогда. Как говорится, что-то главное пропало. И — внезапно:
— Вы понимаете, против кого идете?
Мое дыхание было относительно ровным.
— Я не
Он сунул руку в карман, и я моментально сдавил его запястье, но кроме зажигалки и сигарет в кармане не оказалось ничего. И в остальных тоже.
— Пардон, — скривился я.
Он мрачно усмехнулся:
— Ладно, спишем на нервы… — И вдруг: — В доме есть кто-то еще. Я хочу увидеть этого человека.
— Невозможно, — покачал головой я.
— И почему же, позвольте узнать?
Я как упырь цыкнул зубом.
— Узнать позволю. Потому, что это женщина.
Он кивнул:
— И женщина эта, конечно же, не Маргарита Владимировна. — То вовсе не был вопрос.
— Ага. Конечно же, не Маргарита Владимировна, — сухо подтвердил я, и, не произнеся больше ни слова, замначальника городского УВД прямо через кусты зашагал к забору.
А я вернулся в дом.
Лариса сидела в той же самой полугорестной-полуотрешенной позе, в которой я ее час назад оставил, только в придачу курила. Мою сигарету.
Я подошел к торшеру и включил свет.
— Будем надеяться, что больше этой ночью ничего не случится.
Она поёжилась.
— А… что-то уже случилось?
— Ч т о — т о случается всегда, — веско, но маловразумительно пояснил я. — Даже когда вроде бы и не случается ничего. Вставай.
Лариса удивилась:
— Зачем?
— А ты собралась куковать в этом кресле до зари?
Встала.
Я бросил пакет на столик, вытащил из него Маргаритин магнитофон, фонарик и пистолет. Пистолет сунул в карман.
— Идем.
— Куда?! — не поняла она.
— К тебе.
Ее черные глаза округлились:
— Ко мне?!
— Да, а что?
— Но ты ведь говорил, что это опасно.
Я приобнял ее за мягкие плечи.
— Без меня опасно, а со мной… Со мной, возможно, еще опаснее, но все-таки ты будешь не одна.
Она помолчала.
— А как твои моральные принципы?
Я сурово вздохнул:
— Эволюционируют в направлении аморальной беспринципности. Подожди здесь, пожалуйста, еще пять минут.
Выкинув из кабины и багажника все лишнее (собачий корм, например), я вывел машину со двора. Закрыл ворота и, вернувшись на крыльцо, позвал Ларису. Она вышла из дома, я запер дверь, и мы направились к машине. Сели. Я посмотрел на часы.
— Ого! Половина четвертого! Слышишь?
— Слышу.
Я оглянулся — Лариса устроилась на заднем сиденье (Джонову попону я убрал), и в полумраке было видно ее очень красивое, но очень напряженное и очень хмурое лицо. Положил руку ей на колено:
— Всё еще сердишься?