Возвращение Скорпиона
Шрифт:
— И не стыдно дочери собаковода говорить подобные вещи?
Она почти целиком высунулась из-за "мамы". Трагически вздохнула:
— Знаешь, безумная любовь к животным, к счастью, не передалась мне вместе с отцовскими генами.
Я вознамерился было порассуждать на тему: а что же именно, к счастью, с отцовскими генами ей передалось, однако вовремя передумал, и тут еще кстати спохватилась Татьяна Николаевна:
— Ой, Риточка, но что же мы стоим! Прошу! Прошу всех в дом.
Я кивнул:
— Ага, сейчас. Идите.
Она удивилась:
— А вы?
— А
Но, похоже, вера в мое добродушие и простодушие у Маргариты была минимальной, потому что она очень подозрительно уставилась сперва на меня, а затем на Татьяну Николаевну, но в итоге так ничего и не сказала. Да и что она могла сказать? Обвинить нас в совместном загорании? Детский сад! Тем более, она об этом загорании и не знала.
Короче, в конце концов дамы удалились в дом, а я с собаками — в кусты. Бассейн бассейном, но мне просто надо было отойти подальше от посторонних глаз. И, между прочим, даже и хорошо, что Паука не оказалось в норке — любой разговор с ним я предпочел бы отложить.
Забредя в самые дальние кущи, я нашел палку покрепче и принялся ублажать Джона аппортировочными забавами. Он, как все (собаки), эти игрища обожает, и скоро я в натуре замахался кидать его дубину. А вот Герда — нет. Герда настороженно относилась к моим попыткам перейти с ней на более короткую лапу. Она охотно бегала по траве и кустам, сопровождая Джона в его метаниях за палкой, но на меня по-прежнему посматривала если и не враждебно, то во всяком случае с прохладцей. Но мне-то, ёлки, нужна была сейчас именно Герда…
Только минут через десять она дала наконец себя погладить. Через пятнадцать — приобнять, а через двадцать завиляла хвостом. На большее у меня просто не оставалось времени: может вернуться домой Паук, да и ну как девушки возжелают моего драгоценного общества.
Я уселся на траву и как дурак принялся начесывать Герде за куцым ухом. Чесал минуту, другую… Ей-ей, от подобных ласк растаяло бы даже самое холодное собачье сердце!
В конечном итоге оно и растаяло. Сука (это в качестве синонима, а не ругательства) рухнула на спину и принялась блаженно елозить хребтом по земле. Я же одной рукой — к ревности Джона — продолжал наяривать ей бока, загривок и брюхо, а при помощи другой внимательно изучал ошейник. Хороший ошейник, не хуже моего (то есть, Джонова) — красивый, крепкий. А потом…
А потом я сунул руку в карман и достал тюбик "Суперклея" и завернутое в носовой платок лезвие от безопасной бритвы.
Отвернитесь на секундочку, ладно?..
Я уже запихивал Джона в машину, когда на крыльце появились Татьяна и Маргарита. Удивительно, но первой у калитки оказалась не дочь, а супруга "Вовика".
— Вы куда?!
Захлопнув дверь за Джоном, я извиняюще развел граблями:
— Простите, но совсем забыл, что срочно должен заехать в одно место.
Она
— А мы с Риточкой уже накрыли на стол! И Вовик звонил. Он скоро будет.
Подоспела, как тяжелая кавалерия, Маргарита. И ее песнь зазвучала в иной тональности:
— Эй, что еще ты затеял?
Я оскорбился:
— Почему — затеял? Ничего не затеял! Просто мне нужно. Понимаешь? Нужно!
"Мама" Таня растерянно ткнула пальчиком в направлении прильнувшей к стеклу не менее растерянной морды Джона:
— А его зачем забираете? Мы к нему уже так привыкли, и ему у нас хорошо. — Точно в подтверждение этих слов и Герда поднялась на задние лапы, положив передние на забор, и теперь с неподдельной женской тревогой глядела попеременно то на меня, то на своего недавнего компаньона.
Я вздохнул:
— Жутко сожалею, мадам, но это в каком-то смысле все же моя собака. Я очень благодарен вам за то, что вы для нее сделали, но сейчас она мне нужна. Понимаете?
Маргарита покачала красивой головой:
— Ты что-то задумал.
И Татьяна покачала своей. В принципе, не менее красивой.
— Нет, и в самом деле что-то вы правда…
Я решительно занес ногу в кабину.
— Sorry, girls1, но разговор окончен. А впрочем, полагаю, этот юноша сюда еще вернется. Разумеется, не навсегда, но…
— Ты заедешь за мной? — перебила Маргарита.
Теперь и я покачал своей головой — увы, далеко не столь красивой.
— Извини, дорогая, однако… Послушай, а можешь переночевать здесь? Ведь может? — Это Татьяне.
— Господи, да конечно!
— А можешь и вернуться домой, — продолжал я. — Уж Владимир-то Евгеньевич распорядится, чтобы доставили под надлежащей охраной? А я буду ждать.
Татьяна явно расстроилась:
— Ну, вы вообще, просто не знаю…
Маргарита молчала, но в глазах ее я читал многое. И не слишком приятное. Грустно? Грустно. Однако первым делом, повторюсь, — самолеты.
Захлопнул за собой дверь машины.
— До скорого, и еще раз вот такой пардон! — Показал, какой, и умчался вдаль.
Я мчался вдаль и как мог утешал Джона:
— Думаешь, я тебя не понимаю? Очень даже понимаю. Вырвал из райского сада, можно сказать, Эдема. Но поверь, дружище, все они одинаковы и не стоят того, чтобы из-за них убивались такие орлы, как мы…
Вздох Джона был подобен звуку включившейся помпы, и я решил развить тему.
— Герда действительно хорошая, очень хорошая сука. Но, видишь ли, хлопче, в жизни тебе встретится еще очень, очень много сук, и, в общем-то, все они будут достаточно хорошими…
Я оглянулся — бедняга, невзирая на мои философемы, выглядел совершенно убитым — и резко сменил пластинку:
— А впрочем, не горюй. Вы еще встретитесь. Так что держи хвост пистолетом! — И, протянув руку, погладил его по башке.
Джон снова вздохнул, но уже менее горестно.
— Да ладно, парень, встряхнись! Нас подстерегают великие дела, а любовь, да к тому же первая… Уж верь, бродяга, старому холостяку, что первая любовь, как правило, всегда заканчивается ничем. Или — ничем не заканчивается. Веришь?