Возвращение в дивный новый мир
Шрифт:
Изучать человеческое поведение — все равно что изучать движение как таковое: данная область науки необходима, но сама по себе совершенно не соотносится с фактами. Возьмем, к примеру, стрекозу, ракету и волны прибоя. Все три явления иллюстрируют некие фундаментальные законы движения, но иллюстрируют по-разному, и различия здесь не менее важны, чем сходства. Само по себе изучение движения не сообщит нам почти ничего об объекте движения в каждый определенный момент. Так же и изучение поведения не может объяснить нам почти ничего об отдельном психофизическом индивиде, который претворяет это поведение в жизнь. Но для нас, психофизических индивидов, знание психики и физиологии других индивидов имеет первостепенное значение. Более того, из наблюдений и собственного опыта мы знаем, что различия между
По последнему пункту Бертран Рассел полностью согласен с Уильямом Джеймсом и практически со всеми, кроме сторонников спенсеровской или бихевиористской псевдонауки. Рассел считает, что у исторических перемен есть причины трех типов: изменения в экономике, политика и влиятельные индивиды. «Я не верю, — заявляет Рассел, — что каким-либо из этих источников можно пренебречь или списать его наличие на другие причины». Таким образом, если бы Бисмарк и Ленин умерли во младенчестве, наш мир сильно отличался бы от того, какой он сейчас. «История еще не стала точной наукой, ей лишь придают наукообразие при помощи опущения и искажения фактов».
В реальной жизни, той, которую мы проживаем день ото дня, нельзя рассуждениями свести на нет значимость индивида. Это только в теории вклад каждого отдельного человека стремится к нулю, на практике они имеют первостепенную важность. Когда выполняется какая-то работа, кто именно ее делает? Чьи глаза и уши воспринимают информацию, чья кора головного мозга осмысливает ее, кто испытывает чувства, которые побуждают к действиям, волю, преодолевающую препятствия? Уж конечно, не coциальная среда, поскольку группа не организм, а всего лишь слепая бессознательная организация. Все, что происходит в обществе, происходит благодаря индивидам. Они, разумеется, ощущают на себе глубокое влияние местной культуры, запретов и нравственных норм, информации и дезинформации, которую они получают из прошлого и сохраняют в форме устных преданий или литературы. Но что бы индивид ни получал от общества (или от других индивидов, собранных в группы, или из символических записей, составленных другими индивидами, уже покойными или ныне здравствующими), он использует полученное сам, своим уникальным способом, исходя из его неповторимых чувств, биохимической конституции, психики и темперамента. Никакие научные исследования, сколь бы многочисленными и всеобъемлющими они ни выглядели, не могут доказать незначительность этих очевидных фактов. И не будем забывать, что нарисованный профессором Скиннером научный образ человека как продукта социальной среды не единственный научный портрет человека.
Существуют иные, более реалистичные описания. Возьмем, к примеру, образ, созданный профессором Роджером Уильямсом. Он описывает не какое-то абстрактное поведение, но людей, практикующих его. Они являются отчасти продуктом окружения, в котором сосуществуют с другими людьми, а отчасти — их собственной наследственности. В своих трудах «Фронтир человечества» и «Свободные, но неравные» профессор Уильямс, опираясь на обширную и подробную доказательную базу, рассуждает о врожденных различиях между индивидами, для которых доктор Уотсон не нашел оснований и важность которых, по мнению профессора Скиннера, стремится к пулю.
Среди животных биологическое многообразие внутри каждого вида становится более очевидным по мере продвижения по эволюционной шкале. Биологическое многообразие ярче всего проявляется у людей, поскольку степень биохимического, структурного и психологического разнообразия у них больше, чем у представителей любого другого вида. Это очевидный факт. Но то, что я назвал волей к порядку, стремление свести удивительное многообразие вещей и событий к понятному единообразию, заставило многих людей игнорировать это. Они свели к минимуму значимость биологической уникальности и сосредоточили внимание на более простых и на данном этапе развития науки понятных факторах окружающей среды, оказывающих влияние на человеческое поведение.
«Вследствие мышления, ставящего во главу угла окружающую среду, и исследований, основанных на нем, — пишет профессор Уильямс, — доктрина, провозглашающая фундаментальное сходство всех
Этическая система, основанная на реалистичной оценке данных и предшествующего опыта, вероятно, принесет больше пользы, чем вреда. Но многие этические системы строятся на совершенно нереалистичной оценке предшествующего опыта и искаженном восприятии природы вещей. Подобная этика скорее навредит, чем принесет пользу. Поэтому до недавнего времени люди верили, что плохая погода, падеж скота и сексуальная импотенция могли быть вызваны — и во многих случаях вызывались — злонамеренными действиями колдунов. Поймать и убить колдуна почиталось долгом, предопределенным Всевышним в «Исходе»: «Ворожеи не оставляй в живых» [10] . Этическая система и законодательство, основанные на ошибочном видении природы вещей, на протяжении веков, когда эти системы воспринимались всерьез власть имущими, становились причиной злодеяний. Вплоть до наших дней никакой кошмар не мог сравниться со слежками, линчеваниями и убийствами, которые в системе ошибочных взглядов на колдовство становились логичными и обязательными. Но в двадцатом веке этика коммунизма, основанная на ошибочных экономических теориях, и этика нацизма, основанная на ошибочных взглядах на человеческую расу, стали провоцировать и оправдывать более масштабные зверства.
10
Исход, 22:18
Едва ли менее неприятные последствия повлечет за собой и повсеместное принятие доктрин социальной этики, основанной на ошибочном предположении, что мы полностью общественный вид, дети рождаются одинаковыми, и каждая личность — продукт обусловливания, проводимого внутри социальной среды самой социальной средой. Если бы эта система воззрений соответствовала действительности, люди были бы подлинно общественным видом, их индивидуальные различия являлись бы минимальными, и их можно было бы легко сгладить надлежащим обусловливанием, тогда, очевидно, не возникало бы необходимости в свободе и государство имело бы полное право преследовать стремящихся к ней еретиков.
Для каждого отдельного термита служение термитнику — лучшая свобода. Но человеческие существа не полностью социальны, они обладают лишь умеренным стадным инстинктом. Их сообщества в отличие от улья или муравейника не представляют собой единого организма, это всего лишь организации — иными словами, механизмы, специально разработанные для коллективной жизнедеятельности. Более того, различия между индивидами столь велики, что, несмотря на усиленные попытки культуры сгладить врожденные различия, крайний эндоморф (пользуясь терминологией Уильяма Шелдона) будет всегда проявлять себя как висцеротоник, крайний мезоморф в любой ситуации останется соматотоником, а крайнему эктоморфу, замкнутому и чувствительному по своей природе, всегда будут свойственны церебротонические черты.
В придуманном мной Дивном Новом Мире социально приемлемое поведение формировалось и закреплялось при помощи двойного процесса — генетической манипуляции и обусловливания в младенчестве. Младенцев выращивали в бутылях, и высокая степень единообразия конечного продукта обеспечивалась тем, что использовались яйцеклетки, взятые у ограниченного числа матерей. Каждую яйцеклетку заставляли снова и снова делиться, порождая целые партии идентичных близнецов. Это давало возможность производить стандартизованных машинистов для стандартизованных машин. А стандартность машинистов оттачивалась при помощи обусловливания во младенчестве, гипнопедии и химических препаратов, вызывающих эйфорию в качестве замены удовлетворению от осознания собственной свободы и способности творить.