Возвращение в дивный новый мир

Хаксли Олдос

Как я отмечал в предыдущих главах, в нашем мире обширные безличные силы способствуют централизации власти и строгой регламентации общества. Генетическая стандартизация индивидов пока еще невозможна, но правительство и большой бизнес уже овладели — или овладеют в ближайшем будущем — методиками манипуляции разумом, а также техниками, на которые у меня не хватило воображения. Не имея возможности свести к единообразию эмбрионы, правители перенаселенного и заорганизованного мира завтрашнего дня попытаются привить культурное и социальное единообразие взрослым и их детям. Для достижения этой цели они станут использовать все имеющиеся в распоряжении методики управления умами и без колебаний будут подкреплять их экономическими санкциями и угрозой физического насилия. Если мы хотим избежать подобной тирании, то должны начать учиться и учить наших детей свободе и самоуправлению.

Подобное обучение свободе должно, как я уже говорил, основываться в первую очередь на фактах и ценностях — таких фактах, как существование личностных различий

и генетической уникальности, и таких ценностях, как свобода, терпимость и взаимовыручка, которые являются этическими следствиями из них. Но к сожалению, осознания истины и разумных принципов недостаточно. Скучную правду может затмить привлекательная ложь. Умелая игра на человеческих страстях часто оказывается сильнее самых логичных решений. Эффекты ложной и тлетворной пропаганды нельзя нейтрализовать иначе, чем путем тщательного обучения искусству анализа пропагандистских методик и распознаванию их софистики.

Язык позволил человечеству эволюционировать от звероподобного состояния до цивилизации. Но он же породил устойчивое безумие и дьявольские злодеяния, которые встречаются в человеческом поведении не реже, чем систематическая предусмотрительность и постоянная ангельская благожелательность. Язык позволяет говорящему обращать внимание на предметы, людей и события даже в отсутствие их. Язык придаст ясность нашей памяти и, переводя опыт в символы, превращает мимолетное ощущение желания или отвращения, ненависти или любви в устоявшиеся принципы чувствования и поведения. Незаметно для пас ретикулярная система мозга отбирает из бесчисленного множества стимулов несколько переживаний, которые представляют практическую ценность. Из этих бессознательно отобранных переживаний мы более или менее сознательно отбираем и абстрагируем небольшое количество, обозначаем его словами и затем классифицируем в пределах системы, одновременно метафизической, научной и этической, сформированной из других слов с более высоким уровнем абстракции. В случаях, когда отбор и абстрагирование определяются системой, состоящей из относительно верных суждений о природе вещей, и когда вербальные определения выбираются с умом, а их символическая природа ясна и понятна, мы склонны к здравому, адекватному поведению. Но под влиянием плохо подобранных слов, прикрепленных без понимания их сугубо символической натуры к переживаниям, которые отбирались и абстрагировались в рамках системы ошибочных идей, мы склонны проявлять нечеловеческую жестокость и систематическую глупость. На нее тупые животные не способны — именно потому, что тупы и не могут говорить.

В своей иррациональной пропаганде враги свободы последовательно извращают языковые ресурсы с целью украдкой или прямым напором заставить своих жертв думать, чувствовать и действовать так, как угодно им. Обучение свободе, а также любви и интеллектуальной деятельности, которые являются одновременно и условиями, и последствиями свободы, должно включать в себя и обучение правильному использованию языка. В последние столетия философы посвятили много времени анализу символов и значений. Как слова и предложения, которые мы произносим, соотносятся с предметами, людьми и событиями, с которыми мы сталкиваемся ежедневно? Обсуждение данного вопроса увело бы нас слишком далеко от основной темы. Ограничимся тем, что скажем: все материалы, необходимые для качественного обучения правильному использованию языка — обучению на всех уровнях, от детского сада до аспирантуры, — сейчас есть в открытом доступе. Можно было бы немедленно приступить к обучению искусству различать правильное и неправильное использование символов. На самом деле к нему можно было приступить в любой момент за последние тридцать — сорок лет. Тем не менее детей нигде систематически не учат отличать истинные утверждения от ложных или осмысленные от бессмысленных. Почему? Потому что власть даже в демократических странах не хочет, чтобы дети проходили подобное обучение.

В данном контексте примечательна короткая и печальная история Института анализа пропаганды. Он был основан в 1937 году филантропом Филеном из Новой Англии, когда нацистская пропаганда была на пике эффективности. Под эгидой этого института проводились исследования иррациональной пропаганды и создавались пособия для изучения старшеклассниками и студентами университетов. А затем началась война на всех фронтах — и на физическом, и на психологическом. Когда все правительства коалиции так заботились о «психологическом благополучии», казалось бестактным настаивать на анализе пропаганды. Институт был закрыт в 1941 году, но еще до начала боевых действий его деятельность вызывала у многих неодобрение. Педагоги, например, осуждали преподавание анализа пропаганды на том основании, что это раньше времени сделает подростков циничными. Не в восторге были и военные ведомства, которые боялись, что новобранцы станут анализировать приказы сержанта-инструктора. А еще возмущались религиозные деятели и работники сферы рекламы. Церковники возражали против анализа пропаганды, поскольку он мог ослабить веру и уменьшить число прихожан в церквях, рекламщики считали, что анализ пропаганды подорвет приверженность брендам и снизит продажи.

Эти страхи и возражения имели под собой основания. Когда простые люди начинают пристально изучать слова своих духовных наставников, последствия могут оказаться серьезными. Существование социального порядка в нынешней его форме держится на том, что

люди, не задавая неудобных вопросов, принимают на веру пропаганду, проводимую власть имущими и поддерживаемую местными традициями. И снова наша задача — найти золотую середину. Индивиды должны быть достаточно внушаемы, чтобы иметь возможность и способность поддерживать функционирование своего общества, но не настолько внушаемыми, чтобы пасть беспомощными жертвами трюков профессиональных манипуляторов умами. Точно так же люден нужно учить анализировать пропаганду, чтобы они не шли на поводу у абсолютной чепухи, но не настолько, чтобы категорически отвергали не всегда разумные доводы поборников традиций, действующих из лучших побуждений. Вероятно, золотую середину между излишней доверчивостью и полным скептицизмом нельзя отыскать и сохранить при помощи одного только анализа. Этот весьма негативный подход к проблеме важно дополнять чем-то более позитивным — провозглашением набора общепринятых ценностей, имеющих прочную фактическую базу. Первой из этих ценностей должна быть свобода личности, основанная на том, что человечество разнообразно и каждый уникален с точки зрения генетики. Далее — милосердие и сочувствие, опирающиеся на старый известный факт, недавно подтвержденный современной психиатрией: какими бы ни были психологические и физические различия, любовь так же необходима человеческим существам, как пища и кров. И наконец, разум. Без него любовь бессильна, а свобода недостижима. Этот набор ценностей предоставит нам критерии, и по ним можно судить о пропаганде. Пропаганду, которую можно счесть одновременно бессмысленной и аморальной, нужно сразу отвергнуть. Та пропаганда, которая просто иррациональна, но совместима с любовью и свободой и по сути своей не отрицает интеллектуальную деятельность, может быть принята — временно и с осторожностью.

XII. Что можно сделать?

Нас можно научить быть свободными, и это обучение станет гораздо успешнее того, что проводится сейчас. Но угрозы свободе, как я попытался показать, надвигаются из самых различных направлений, и они могут быть самые разнообразные — демографические, социальные, политические, психологические. К нашему общему недугу приводит взаимодействие многих причин, и излечит его лишь сочетание лекарств. Имея дело с любой многоаспектной человеческой ситуацией, мы должны принимать во внимание все релевантные факторы, а не только какой-то один. Нельзя довольствоваться частичными решениями. Свобода находится под угрозой, ощущается острая необходимость в обучении свободе. Но для ее обеспечения необходимо множество факторов помимо обучения — социальная организованность, контроль рождаемости, адекватное законодательство. Начнем с последнего пункта.

С тех пор как была принята Хартия вольностей, английские законодатели стремились защитить физическую свободу индивидов. Человек, которого держали в тюрьме на сомнительных основаниях, мог, согласно законодательному акту от 1679 года, подать апелляцию в один из судов высшей инстанции, требуя приказа о доставлении его в суд для выяснения правомерности содержания под стражей. Судья адресовал этот приказ начальнику тюрьмы и сопровождал требованием доставить заключенного в течение определенного времени в суд для рассмотрения его дела. Заметьте, самого заключенного, а не его письменную жалобу и не его законных представителей. Человека, которого заставляли спать на досках, дышать зловонным тюремным воздухом, есть отвратительную тюремную пищу.

Следить за соблюдением основных условий свободы — то есть обеспечивать отсутствие физических ограничений, — несомненно, необходимо, но недостаточно. Человек может не сидеть в тюрьме и при этом быть несвободным — быть свободным от физических ограничений и при этом чувствовать себя психологическим пленником, которого вынуждают думать и действовать так, как того хотят представители государства или какого-то частного лица. В этом случае не появится никаких приказов, поскольку никакой начальник тюрьмы не сумеет обеспечить, чтобы плененный разум предстал перед судом, и никто из людей, чей разум был захвачен при помощи методов, которые я описал в предыдущих главах, не сможет жаловаться на свое положение. Природа психологического принуждения такова, что тот, кто находится под его влиянием, продолжает считать, будто действует по доброй воле. Человек, ставший жертвой манипуляции, не осознает себя жертвой. Для пего стены его тюрьмы невидимы, и он верит, что свободен. То, что он несвободен, очевидно только окружающим. Его рабство строго объективно.

Нет, повторю, плененный дух не предстанет перед судом. Но может существовать превентивное законодательство — объявление вне закона психологической работорговли, законодательные акты, защищающие разумы от нечистых на руку распространителей отравляющей пропаганды, составленные по образцу актов, защищающих людей от нечистых на руку распространителей некачественной пищи и опасных наркотиков. Например, можно и нужно принять законы, ограничивающее право официальных лиц, гражданских и военных подвергать людей, находящихся у них под командованием или под их опекой, обучению во сне. Необходимо принять законы, запрещающие использование подсознательного проецирования в общественных местах и на телеэкранах. Должно существовать законодательство, не только не позволяющее политическим кандидатам тратить сумму свыше фиксированного максимума на свои предвыборные кампании, но и предотвращающие использование ими иррациональной пропаганды, которая превращает в бессмыслицу демократический процесс.