Возвращение в Оксфорд
Шрифт:
В гостиной на каминной полке лежала записка, испещренная мелким неразборчивым почерком Питера. Записка извещала, что по просьбе старшего инспектора Паркера Уимзи покидает Лондон и едет на север страны расследовать какое-то убийство. Поэтому он с сожалением сообщает, что не сможет встретиться с Гарриет на этой неделе. Не соблаговолит ли она оказать ему любезность и найти применение билетам, которые иначе пропадут?
Гарриет поджала губы, обдумывая последнюю дипломатически-осторожную фразу. После того скандального случая, еще в первый год их знакомства, когда он посмел послать ей подарок на Рождество, а она в порыве оскорбленного самолюбия вернула этот подарок с язвительной отповедью, Питер тщательно следил за тем, чтобы не дарить ей ничего материального. Исчезни он с лица земли — ничто среди ее вещей не напомнило бы о нем. Теперь же она в задумчивости разглядывала билеты. Можно отдать
82
В трагедии Шекспира призрак Банко явился своему убийце Макбету и уселся на его трон.
Нужно было подготовить к переизданию три старых романа. Перечитывать собственные сочинения — занятие не самое вдохновляющее, и к концу чтения Гарриет была изнурена и недовольна собой. Нет, написано-то хорошо, а если рассматривать эти книги как интеллектуальное упражнение — и вовсе отлично. Но чего-то в них не хватало: теперь, при повторном чтении, складывалось впечатление, будто бы автор намеренно отгораживается от собственных чувств и взглядов. Неприятно было перечитывать сцену, где два ее героя спорили, остроумно и поверхностно, о семейной жизни. Сцена вышла бы куда лучше, если бы она не боялась выдать себя. Но ей мешало чувство, что она и так слишком увязла в гуще событий, слишком вовлечена в происходящее, никак не справится с назойливой, бесцеремонной реальностью. Если бы только она сумела отстраниться от себя самой, к ней бы вернулись и уверенность и самообладание. Все-таки, при всех оговорках, блаженны ученые: это у них «око просто», [83] они видят лишь свой предмет, не отвлекаясь на сучки и бревна в своем глазу, на свою частную жизнь.
83
Мф. 6: 22.
— Частную, как же! — пробормотала Гарриет, раздраженно заворачивая гранки в оберточную бумагу. — Разве скроешься от посторонних глаз?
Ты не одна и в час, когда одна. О, как мне стать отдельным от тебя! [84]Она была несказанно рада, что избавилась от билетов.
Так что когда Уимзи вернулся наконец из своей северной экспедиции, Гарриет была настроена воинственно. На этот раз он пригласил ее отужинать в клубе «Эгоист» — необычный для него выбор. Встретиться условились воскресным вечером, в их распоряжении был отдельный зал. Гарриет рассказала о своей поездке в Оксфорд, не преминув огласить список выпускниц, чьи выдающиеся способности совершенно увяли в замужестве. Он миролюбиво с ней согласился — да, такое и в самом деле бывает — и упомянул какого-то талантливого художника, переродившегося под влиянием честолюбивой жены и начавшего бездумно штамповать академические портреты.
84
Майкл Дрейтон (1563–1631), «К Идее». Сонет IX.
— Иногда, конечно, — бесстрастно продолжал Уимзи, — дело в ревности или эгоизме. Но чаще всего это просто глупость. Они ничего такого не хотят. Удивительно, сколь мало людей вообще хотят от своих действий чего-то определенного.
— А по-моему, супруги и не могут вести себя иначе, чего бы они там ни хотели. Проблема в самом влиянии чужой личности. В этом все зло.
— Да. Благие намерения — не гарантия безопасности. Впрочем, гарантий ведь вообще нет. Вы, конечно, можете заявить, что не намерены иметь никакого отношения к чужой душе. Но вы уже имеете к ней отношение — просто потому, что существуете. А не существовать довольно трудно с чисто практической точки зрения. Иными словами, все мы уже есть — вопрос, что с этим делать.
— Ну, пожалуй, некоторые люди сами считают личные отношения главным делом жизни. Что ж, их право. Но
— Ужасно неудобно, правда? — подхватил он с оживлением, которое разозлило Гарриет. — Как вы думаете, может, им вообще исключить любые человеческие отношения? Это довольно затруднительно. Как нарочно, на пути встанет какой-нибудь мясник, или булочник, или квартирная хозяйка, или кто там еще. Или, может быть, пускай люди с мозгами сидят себе сиднем, а люди с сердцем о них заботятся?
— Так часто бывает.
— И впрямь. — Он снова подозвал официанта. Гарриет уже в пятый раз уронила салфетку. — Почему, кстати, из гениев получаются ужасные мужья, и так далее? И что прикажете делать тем несчастным, кого угораздило родиться с умом и сердцем?
— Простите, что все роняю — шелк такой скользкий. Да, вы правы, это большая проблема. Если честно, я думаю, в таком случае придется выбирать.
— И никаких компромиссов?
— Не думаю, что тут возможен компромисс.
— О времена! Англичанка поносит священный компромисс!
— Ну, я не совсем англичанка. Во мне есть примесь шотландской и ирландской крови.
— Это и значит, что вы подлинная англичанка. Какому еще народу придет в голову хвалиться своей смешанной кровью? Я и сам англичанин до мозга костей, но именно потому, что на одну шестнадцатую француз, не считая обычных примесей. Так что компромисс у меня в крови. Ну так вот. Меня-то вы куда отнесете — к тем, которые с сердцем или которые с умом?
— В уме вам не откажешь, — сказала Гарриет.
— А кто возражается, Бетси? [85] Да и в сердце вы мне отказать не можете — разве что в своем.
85
Здесь мы снова встречаемся с миссис Гэмп — сиделкой из романа Чарльза Диккенса «Мартин Чезлвит». «А кто возражается, Бетси?» — говорит она подруге, по обыкновению коверкая слова.
— У вас, как у остроумцев елизаветинской поры, по два смысла на одно слово.
— Слово было ваше. И себе вам тоже придется кое в чем отказать. Амплуа Цезаревой жертвы требует жертв.
— Какой жертвы?
— Ну как же: скотины без сердца. [86] Вы, кажется, снова уронили салфетку?
— Нет, на этот раз сумку. Она у вас под левой ногой.
— О… — Питер огляделся, но официанта и след простыл. — Что ж, — продолжал он, не двигаясь с места, — конечно, люди с сердцем должны заботиться о людях с умом, но, видите ли…
86
В. Шекспир. «Юлий Цезарь». Акт II, сцена 2:
Слуга Советуют, чтоб ты не выходил. Из жертвы внутренности вынимая, Они в животном сердца не нашли. Цезарь Так посрамить желают боги трусость: Скотиною без сердца Цезарь был бы, Когда б из страха дома он остался.— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказала Гарриет, — потом подниму.
— Просто у меня сломаны два ребра. Я не уверен, что если полезу под кресло, то потом вылезу обратно.
— О господи! Я-то думала, почему вы держитесь как-то натянуто. Что же вы сразу не сказали? Сидели тут как мученик и вводили меня в заблуждение.
— Все я делаю не так, — горестно проговорил он.
— И как это вас угораздило?
— Просто упал со стены — самым прозаическим образом. Я немного спешил — с той стороны стоял довольно непривлекательный тип с ружьем. И ладно бы стена, но под ней была садовая тачка. И ладно бы сломанные ребра, но там еще и пластырь. Приклеился намертво, зараза, и зверски чешется.
— Какой кошмар. Очень вам сочувствую. А что же тип с ружьем?
— А, этот… Боюсь, повседневные заботы его больше не тревожат.
— А сложись иначе, это вас бы они не тревожили?
— Возможно. А я бы больше не тревожил вас. Будь у меня ум в ладу с сердцем, я бы, наверное, обрадовался такой перспективе. Но в тот момент ум мой был сосредоточен на работе, так что я предпочел спастись бегством — и обеспечил себе возможность окончить дело.
— Ох, Питер. Я рада, что все обошлось.