Возвращение в Петроград
Шрифт:
Александра Фёдоровна подошла к зеркалу. Черный цвет платья был ей к лицу. Как и строгий покрой одежды. Императорская корона. Не малая, а та самая, большая тоже будет ей к лицу! Семья будет против! Но сила силу ломит!!! Нельзя терять время! Ей надо в Зимний! Но с кем???
— Государыня! Через час тут будет конвойная казачья сотня, Александр Николаевич предан вам и Ники, они сопроводят вас в Зимний!
— Граф с нами? Великолепно! — императрица была довольна, поддержка графа Граббе-Никитина, командира конвоя Его
Вихрем ворвавшись в кабинет, где Вырубова терзалась от любопытства, Александра Фёдоровна ровным голосом произнесла:
— Анна, мужайся! Ники умер! Мария Фёдоровна готовит заговор. Я должна помешать этому! В память о Ники! Отправляйся домой! Надеюсь, в ближайшее время я позову тебя в Зимний!
Как только Вырубову укатили, императрица обратилась к фрейлине:
— Софья Карловна! Прошу вас, свяжитесь с вашим другом! Нужно, чтобы Пулемётный полк стал на охрану Зимнего! Как только прибудет конвой, я в Зимний, а вы — отправляйтесь! Немедленно!
— Да, Ваше Императорское Величество! Сделаю всё, что в моих силах! И даже более того!
За эту высокопарную тираду баронесса была удостоена благосклонной улыбки.
[1] Интересный факт: автор «Алисы» состоял в переписке с его переводчиком на русский и помогал тому, особенно в случае идиоматических выражений или шуточных фраз, не имеющих аналога на русском языке.
[2] Мелкий дворянский род, перешедший из Речи Посполитой в служение русским царям.
Глава четырнадцатая
Петра тянет выпить, но времени на пьянку не остается совершенно
Глава четырнадцатая
В которой Петра тянет выпить, но времени на пьянку не остается совершенно
Петроград. Александровская слобода.
24 февраля 1917 года.
Авто, на котором Михаил в сопровождении самых доверенных лиц ехал в Зимний, остановилось, как только въехало в город. Южный пригород Петрограда, Александровская слобода, это облупленные покосившиеся домики, в котором проживало городское дно, да приезжие, сейчас, по зиме, тут толпились мужики, которые пытались заработать на кусок хлеба себе и семье. Сие поселение выстроилась вдоль железной дороги, которая стала живительной артерией не позволяющему ему зачахнуть. Чуть дальше разместились бараки, в которых ютились семьи рабочих. Сопровождавшие авто конные воины чувствовали неприязнь, которой было пропитано всё вокруг, руки горцев непроизвольно сжимали рукоятки сабель, но опасности, вроде бы не было. Шофэр выскочил из авто, открыл капот, из которого тут же повалил пар. Самобеглая техника пока еще была не на высоте и часто отказывала, поэтому хороший водитель обязан был быть и механиком. Авдей Лошкарев, сумевший подняться из самого, что ни есть рабочего сословия, как раз был мастером на все руки.
— Пять минут, всё сделаю, ваше высокоблагородие! — обратился он к ротмистру, который тоже вышел из машины и настороженно оглядывался по сторонам. Какие-то мальчишки, увидев военных, прыснули по сторонам и растворились в кривых улочках. Ротмистр подошел поближе — на стене лавки было краской корявыми буквами выедено «Хл?ба!». На самой лавке висел листок с чуть более длинной надписью. «Хл?ба нетъ». Какой-то умник добавил на этой же записке карандашом «и не будетъ». Сука!
— Павел Рафаилович! Что это тут? — внезапно рядом с ротмистром оказался великий князь и почти регент, Михаил. Как он выбрался из авто Бермондт-Авалов не заметил, увлекся…
— Да вот, чернь, ваше императорское высочество… Хлеба хотят… Говорят, были беспорядки… Им только повод дай бунтовать.
— А что, хлеба нет совсем? — ротмистр заметил мужичка в тулупе. Который, сжимая в руках страшного вида берданку, старался слиться со стеной. — Кто таков будешь? Отвечай!
— Так это… Михеич я, сторож в лавке купца Затолочкина. Только лавка закрыта. Хлеба трети день нет. Сначала
— А что, человек, у купчика совсем на складах хлеба нет? — поинтересовался Пётр (он же Михаил, напоминаю).
— Как же, есть, не так много, как ранее, но есть. Только он, скаредная душонка удавится, но пока цену в три раза не поднимет, продавать не будет. Сейчас по всему городу хлеба днем с огнем не найтить.
И мужичок еще раз поклонился. При всех поклонах умудрился берданку не выпустить из рук.
Пётр задумавшись вытащил из кармана шинели глиняную трубку, набитую табаком и раскурил ее от спички, которую заботливо поднёс ротмистр, прикомандированный к нему в качестве адъютанта. Тут по улице раздался грохот и показалось три броневика, за которыми следовало грузовое авто с солдатами в кузове. Ощетинившееся штыками во все стороны авто напоминало злобного ежа, фыркающего и пускающего неприятные газы. Подъехав к группе кавалеристов, тут же окруживших Михаила, группа машин остановилась и из переднего броневика со скрипом и какой-то шальной улыбкой вылез чумазый генерал Келлер. Улыбаясь во все тридцать два зуба он крикнул Михаилу:
— Государь, давайте дальше с нами! Комфорта не обещаю, но до Зимнего докатим с ветерком!
Пётр с опаской смотрел на этого страшного монстра, с двумя пулеметными башенками, из которых на свет смотрели жала «Максимов». Пётр признался себе, что ему было страшно забираться в брюхо этого стального ящика на колесах. Страшно и всё тут. Належался он в ящике за этих пару сот лет. Ему вообще в этом новом времени было не очень комфортно. Наверное, если бы не необходимость действовать, он вообще бы впал в панику. Одежда… не самая удобная, на его вкус, вообще, слишком простая, кавалерист и мундир генеральский без шитья и позолоты! Что за нищее время! Если ты генерал, то и выглядеть надо генеральским образом! Тем более, родственник императора. Генеральским образом, по мнению Петра — весь в орденах, позолоте, брильянтах. А тут такое пренебрежение мнением общества! Это он, будучи императором мог щеголять в мундире бомбардира, когда себя бомбардиром объявлял, но никак иначе. Ему — позволено, генералу нет!
Но потом Пётр понял, что так тут поступают все генералы. И только парадная форма чуть примирила его с действительностью. Михаил же был в чем-то похож на Петра, ибо был прост, да и форма выглядела слишком простой. Пётр поставил себе заметку, мол, моя кровь не водица! Впрочем, ему необходимо привыкать вести себя так, как принято сейчас, это тоже оказалось проблемой. Ибо времени на то, что на научном языке называется «адаптацией» у него не было. От слова совсем. А еще его пугала современная техника. Эти фыркающие грохочущие машинерии, особенно самобеглые повозки, которые тут называют «авто», на лошади как-то сподручнее, но невместно! Пётр любил механику, сам возился со всякими техническими делами, станки имелись в его личном пользовании, но вот такое… это было для его сознания слишком, тем не менее, надо было привыкать к нему.
— Ваше сиятельство! — обратился Пётр к графу (Брюсу) — вы изволили испачкаться! Хотите, чтобы я прибыл в Зимнего чумазого чухонца?
— Лучше так, чем рисковать в открытом авто. Слишком опасно на улицах столицы, государь! Впрочем, во дворце вы сможете переодеться и привести себя в порядок!
— Уговорил, граф, куда мне…?
— Во второй броневик, ваше императорское величество!
— Но-но граф, пока еще ничего не решено. — произнёс Пётр. И подумал, что его окружение, наверняка, заметило, что Келлер называл его раньше государем и его никто не поправил. Значит, его сопровождают верные люди. Знать бы только предел их верности…