Возвращение в рай
Шрифт:
— Словно надо мной зеркало, залитое светом, в то время как я погружен во тьму, — хриплым голосом произнес Родриго.
У человека, лежащего перед Бенджамином, было абсолютно такое же лицо, как у него самого — высоко изогнутые брови, широкие чувственные губы, крупная челюсть с раздвоенным подбородком, и над всем этим — глаза, яркие голубые глаза Торресов!
— Ты в золоте, а я во тьме. Подумай, как мы символизируем наши жизненные принципы… или наши судьбы? — спросил Риго, пытаясь подавить приступ боли, когда трясущимися руками Бенджамин начал снимать окровавленную
— Я ничего не знаю ни о твоей морали, ни о наших судьбах.
— Но я знаю твое имя. — По беспокойным глазам, пристально смотревшим на него, Бенджамин почувствовал его внутреннее напряжение.
— Ты Наваро Торрес, мой брат!
Глава 1
Раненый отпустил новое ругательство и с поразительной силой схватил Бенджамина за рукав камзола.
— Наваро? — прохрипел он. — Почему ты меня так зовешь?
— Это имя, которое дала тебе твоя мать, — объяснил .Бенджамин.
— С трудом верится, что наш отец стал бы говорить об этом со своей женой или со своим законным сыном.
— Ты не прав, — сказал Бенджамин, осматривая длинный порез и стараясь насколько возможно сохранять спокойствие, чувствуя горечь в словах этого наемника-полукровки.
«Господи, только не дай ему умереть, прежде чем папа встретится с ним», — молил про себя Бенджамин.
— Наш отец не переставая искал тебя с тех пор, как ты исчез из Эспаньолы. Мы всегда считали, что ты оказался где-то очень далеко от поселений тайно. Твой дядя Гуаканагари послал людей на поиски. Тебя искали даже на Кубе и на других близлежащих островах.
Бенджамин заметил, что, несмотря на ужасную боль, которую Наваро сносил стоически, на лице его читалось недоверие.
— Ты назвал меня Наваро. Это мое туземное имя? Оно не похоже на кастильские имена.
— Это имя народа тайно.
— Чтобы хоть как-то отвлечь раненого от страдания, Бенджамин начал рассказывать ему о народе тайно, одновременно извлекая из раны осколки металла.
— Вы переносите боль так терпеливо, как будто давно привыкли к этому. Как давно вы стали солдатом?
— Впервые я узнал, что такое кровь, в одиннадцатилетнем возрасте, — объяснил Риго, пересыпая свою речь новым потоком проклятий, поскольку Бенджамин снова принялся за рану. Превозмогая боль, он продолжал: — Вы так говорите об этих индейцах, словно сами жили среди них. Моя мать еще жива?
Во взгляде доктора читалось сожаление:
— Она умерла, когда тебе было всего несколько месяцев, во время восстания в Карагуа — это юго-западная провинция Эспаньолы. Алия была женой известного военачальника и сестрой самого Гуаканагари. Ты происходишь из королевского рода, — сказал Бенджамин, внимательно наблюдая, как Наваро отреагирует на это.
И снова циничная жесткая улыбка возникла на его лице. Было видно, что он из последних сил пытается не потерять сознание.
— Тайно, — пробормотал он так, словно пробовал слово на вкус и нашел его горьким.
— Ты говоришь с севильским акцентом. Как случилось что ты оказался здесь? — спросил Бенджамин, пытаясь переменить
— С тех пор, как себя помню, я жил в Севилье. Меня воспитали Изабель и Педро де Лас Касас. В этой семье все были очень добры ко мне. Я не чувствовал себя одиноким или отверженным. Это чувство появилось гораздо позже, когда я стал старше и начал играть на улице с другими детьми. С ними я понял, что значит моя туземная кровь. Только голубые глаза, доставшиеся мне от предков, спасли меня от рабства — участи многих индейцев.
Бенджамин вдруг осознал, что судьба привела его к брату именно в тот город, из которого был изгнан их отец.
— Наш отец родом из Севильи.
— Это большой город. Неудивительно, что я никогда не встречал никого из вашей семьи. Я вертелся все больше в бедных кварталах. А ты, доктор, выглядишь так, будто вырос в более процветающей части города.
— У нас не осталось родни в Севилье. Мои родители вместе с другими колонистами отправились к индейцам. Эспаньола — это истинный рай, Наваро. Потерпи, и ты увидишь его, — сказал Бенджамин, вспоминая благодатную землю своего детства,
— Не будь так уверен, что я пойду с тобой. И мое имя — Риго. Родриго де Лас Касас, капитан имперской армии генерала Пескары.
Бенджамин начал накладывать тугую повязку на промытую рану, чтобы остановить кровотечение, и его пациент потерял сознание.
Бенджамин обернулся и увидел входящего в дверь невысокого, хорошо сложенного человека в военном облачении.
— Фернандо Франциско де Авалос, маркиз де Пескара, к вашим услугам, доктор.
Пескара, внимательно посмотрев на Бенджамина, перевел взгляд на лежащего без сознания офицера.
— Ваш капитан тяжело ранен. Нет ли лучшего помещения для него, чем этот грязный сарай? — спросил Бенджамин.
— После месяца бесплодной осады, при плохом обеспечении, мы рады любому укрытию, лишь бы спрятаться от непогоды, — горько возразил Пескара. — Риго и я спали под открытым небом с тех самых пор, как началось это безумие по милости славного герцога Прованса де Бурбона.
— И вы собираетесь снять осаду? — с надеждой спросил Бенджамин. Если бы только он мог доставить Риго в Марсель, в дом их дяди, тогда вероятность того, что он выживет, была бы гораздо больше.
Пескара пожал плечами.
— Это бесполезная резня. Никому нет выгоды от нее. И если Бурбон согласится со мной, тогда посмотрим… В любом случае, меньше, чем в дне пути, здесь нет безопасного места, куда мы могли бы переправить его. — Маркиз бросил на молодого человека внимательный взгляд. — Что означает это странное сходство между вами и Риго?
— Он мой брат, — просто ответил Бенджамин, думая, насколько безопасно довериться испано-итальянскому дворянину.
— Да. Это достаточно очевидно. Хотя матери у вас были разные. Риго родился в Новом Свете от женщины низшей расы. Вы же, кажется, человек абсолютно чистой крови.