Возвращение живых мертвецов
Шрифт:
– Четырнадцать бойцов положил там… – вполголоса проговорил Армен и тяжко вздохнул, – какие у меня джигиты были…
– Постой-постой, – очнулся от своих раздумий Славик, – какие четырнадцать бойцов. На стрелку с каким-то лохом ты брал… столько братвы?
Армен уже понял, что сказал лишнее.
– Не лох он вовсе, – угрюмо пояснил Армен, – папаша у него больно крутой в Москве. Мог РУБОП подогнать или еще что… Николай Николаевич… – он назвал фамилию, – слыхал о таком?
– Слыхал, – сказал Славик и присвистнул, – ну, повезло тебе, Армен. Золотую курочку поймал.
– Курочку, – прохрипел Армен, снова
«А ведь врет мне Армен, – вдруг подумал Славик, – точно врет. Вовсе не из-за РУБОПа он столько бойцов на стрелку подогнал. Против РУБОПа по-другому страховаться надо. А кто же с этими мусорами воевать-то будет… Армен, конечно, крутой, но не отморозок. В законе он. И бойни устраивать ему не с руки. Не-ет… здесь что-то не так. Видимо, Армен догадывался, что тот парень представляет какую-то опасность – причем довольно серьезную опасность. Вот и пригнал своих черножопых с пушками. Идиот – надо же понимать, что против чертовщины с пушками не попрешь… Мозгами сначала пошевелить надо…»
– Слушай, – проговорил хрипло Армен, – выпить есть что-нибудь, а?
– В баре, – машинально проговорил Славик, – ну вон, в шкафчике…
«Так почему Армен скрывал от меня сначала эти обстоятельства? – продолжал размышлять Славик, рассеянно наблюдая за тем, как Армен разливает по тонкостенным хрустальным рюмочкам дорогой французский коньяк, – хотел хапнуть побольше. Ну и хапал бы себе – это его дело, я бы лезть не стал, и он это знает прекрасно… Не-ет… Все не так просто. Либо Армен пытался склонить это парня со всей его чертовщиной на свою сторону и таким образом получить дополнительную силу, либо…»
– Хороший коньяк, – проговорил Армен, просмаковав первую рюмочку, – дагестанский, конечно, лучше, но этот тоже ничего.
У Славика вдруг похолодело под сердцем. Он сунул руку в карман халата и нащупал маленький дамский пистолет, с которым расставался редко – пистолет был практически незаметен под любой, даже самой легкой одеждой, и любой, привыкший к внушительным «Магнумам» или кондовым «Макаровым» с «ТТ», всерьез такой пистолетик не воспринимал. А, надо сказать, зря.
Не вынимая руки из кармана халата, Славик прокашлялся. Теперь не спускал глаз с Армен. А кавказец разливал вторую порцию коньяка по рюмкам.
– Вино – напиток от бога, – приговаривал Армен, – вино для веселья. А коньяк – дьявольское зелье. Его только с горя пить…
«Дьявольское зелье, – стукнуло в голове Славика, – что он имеет в виду? Нет, это не похмельные мысль в моей голове, это здравое рассуждение… А что если ничего и не было? Если не было ни стадиона, который проваливался, ни огня с неба, ни голых людей и разрушенных домов. Мало ли где можно испачкаться в копоти и расцарапать морду… Если я один раз поймал на вранье Армена, то где гарантия, что он не соврет в другой?.. И опять эта история завязана на потустороннем. А что если… – догадка, вдруг пришедшая на ум Славику, так поразила его, что рука, стискивающая в кармане пистолет, вмиг стала влажной, – а что если Захар завербовал Армена, пообещав ему… убрать меня и всю власть в городе отдать ему… Вполне возможно. А теперь этот хачик тень на плетень наводит, пытаясь убедить меня, что сам пострадал от нечистой силы… Сидит, падла, здесь и коньяк мой жабает…»
Славик
– Так что ж ты делать теперь собираешься?
Прежде чем ответить, Армен выпил. Несколько секунд молчал и ответил негромко:
– Искать надо этого козла. Такое я прощать не собираюсь. Да и не могу простить – сам знаешь. Братва не поймет.
– Это точно, – загадочно высказался Славик, – братва не поймет… А от меня ты чего хочешь?
– Славик… – проникновенно заговорил Армен, – мы же с тобой друзья, да? Помоги мне найти того козла – я в долгу не останусь, ты меня знаешь.
– Знаю, – сказал Славик. – Только теперь, наверное, твоя золотая курочка на дно ляжет. Так что найти его будет затруднительно.
Армен пожал плечами.
«Так, – сложилось решение в голове Славика, – делаю вид, что ничего не подозреваю. Веду себя, как обычно. Но как только замечу что-нибудь такое… Валить надо Армена без базара. А с братвой я потом разберусь. Колдовство и чертовщина – это же не по понятиям. Это – беспредел. А за беспредел нужно отвечать…»
– Как так – я уволен? – изумился Витька. – Петр Иванович, да за что? Да я же за вас столько перестрадал! Да меня же в ментовке… Да меня же…
– Уволен, – едва шевельнув губами, повторил Петр Иванович, – пошел вон.
Витька открыл рот, чтобы сказать что-то очень горькое для себя и обидное для своего – теперь уже бывшего – хозяина, но, взглянув вдруг в его глаза, осекся.
Что-то холодное, совершенно чужое появилось во всем облике Петра Ивановича. И Витька даже догадался – что именно. Лицо Петра Ивановича стало безжизненным и неподвижным. Движения лицевых мышц оправдывались исключительно необходимыми действиями – шевелились губы, когда Петр Иванович говорил, поворачивались зрачки, когда Петру Ивановичу нужно было посмотреть куда-то в сторону, но в целом лицо его оставалось холодной маской, будто кто-то чужой и страшный натянул на себя личину Витькиного старинного хозяина и теперь выдавал себя за известного почти всей столице бизнесмена Петра Ивановича.
– Как вы… – невольно выговорил Витька, – как вы изменились…
– Ты еще здесь? – без удивление удивился Петр Иванович. – Я же сказал – пошел вон. Что? У тебя есть что сказать мне, Виктор?
Витьке, которого Петр Иванович за все годы знакомства ни разу не называл Виктором, конечно, было, что сказать еще. Но, снова посмотрев у чужие глаза своего недавнего хозяина, Витька только вздохнул и выбрался из машины.
Петр Иванович даже не посмотрел ему вслед. Он из кармана достал сотовый телефон и набрал номер.
– Перевели деньги? – не поздоровавшись, холодно поинтересовался он.
Ему что-то ответили. Петр Иванович довольно кивнул головой, но когда трубка заквакала снова, он резко это перебил своего собеседника:
– А вот это не ваше дело, куда я перевожу свои средства, – сказал он, – мало ли, о чем мы договаривались. В документах наша договоренность никак не отражена. Мне нужны деньги. Все. Пока.
И Петр Иванович отключил телефон.
Сидящий в глубоком кресле – смертельно бледным лицом к пылающему в камине огню – человек рассмеялся.