Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
— Я руковожу большим детским коллективом, — начал он, когда мы уселись. Хороших детских песен, к сожалению, очень мало, поэтому я рад, что ты начал их писать. Надеюсь, написанным ты не ограничишься. У меня будет просьба. Я хотел исполнить "Качели"…
— Виктор Сергеевич! — сказал я. — Извините, что перебил. Я не являюсь собственником песен. Конечно, мне хочется первый раз спеть их самому или в паре с моей подругой. Но если их потом будут петь другие, я буду только рад. К сожалению, я могу придумывать только сами мелодии, партитуру
— Этот недостаток присущ многим молодым авторам, — вступила в разговор женщина. — Я являюсь художественным руководителем дворца пионеров. Надеюсь, что вы у нас в гостях не последний раз. Если будет нужна какая-нибудь помощь, обращайтесь в любое время.
— Запомните на будущее, молодые люди, — сказал мужчина с брезгливым выражением лица, — что выступать положено в школьной форме.
Этот тип вызвал во мне неприязнь, и я не удержался.
— Извините, а кем это положено? — ехидно спросил я. — Это ведь самодеятельность, верно? А школьная форма предназначена только для школы. У нас в самодеятельности может принять участие любой. Что вы кажете о сталеваре, если он выйдет на сцену в брезентовой одежде со шлемом на голове и исполнит при этом арию Фигаро? Я его назову придурком. Так почему этим должны заниматься мы? Для нас выступление — это праздник, а в праздник и одеваются по-праздничному.
Все, кроме типа, рассмеялись, он покраснел как рак и отвел глаза. Но я успел заметить их выражение. Зря я связался с этим дерьмом, надо было шаркнуть ножкой и сказать, что в следующий раз непременно…
— Зря ты с ним связался! — сказал мне Валентин, когда мы шли к машине. — Дрянной человек. Работает в министерстве культуры и теперь при случае постарается сделать тебе гадость. Больших возможностей у него нет, но все равно… Поговорку про дерьмо слышал? Так это как раз про него. Я с вами, ребята не поеду. Сейчас Николай подбросит меня домой, а потом отвезет вас.
До дома Валентина, где он со всеми попрощался и вышел, ехали всего минут десять, а потом поехали в городок. Всю дорогу шофер молчал, да и мы не хотели разговаривать о своих делах при постороннем.
— Вы молодцы, — сказал он, когда съехал с шоссе на бетонку. — Здорово выступили.
— А вы смотрели? — спросил я. — Вас ведь Николаем зовут? А как полностью?
— Николай Иванович, — ответил он. — Смотрел, конечно.
— А где Сергей Александрович? — спросил я.
— Жена у него заболела, — ответил он. — Так что пока на этой машине я.
Он нас привез туда же, откуда и забрал — к моему дому. Мы попрощались и зашли в подъезд.
— Давай пообедаем у нас, а потом я тебя провожу, — предложил я. — Если тебе не надоели мамины борщи.
— Давай, — согласилась она. — Твоя мама их очень вкусно готовит. Скажи, зачем ты поругался с этим…
— Ну сглупил, — признался я. — Терпеть не могу таких типов. Ладно, забудь о нем, впредь буду сдержанней.
— Раздевайтесь,
— Когда мы выступали плохо? — ответил я. — Глава комиссии сказал, что первое место у нас в кармане. Теперь весной придется ехать в Москву.
— Правда, что ли? — не поверив мне, спросила мама у вышедшей из ванной комнаты Люси. — Он не сочиняет?
— Так нам сказали, — ответила она. — А выступление записали. Знать бы еще, когда покажут.
— Завтра уже десятое, — сказала мама, накладывая нам в борщ сметану. — А послезавтра вам идти в школу. Готовы?
— Понедельник — день тяжелый, — ответил я, — а при таких перерывах в занятиях он вообще будет убийственным. К хорошему привыкаешь быстро.
— Спасибо, Галина Федоровна, — поблагодарила Люся. — Изумительный борщ. Я по школе немного соскучилась. Это у него много занятий, а мне было скучновато. Хороших книг мало, а по телевизору была только одна интересная передача, да и та про нас.
— Надо же! — сказала мама. — Верно говорят, что с кем поведешься, от того и наберешься. Раньше я в тебе склонности к шуткам не замечала.
— Надо больше заниматься йогой! — наставительно сказал я. — Хочешь, я тебе покажу десятка три асан?
— Ольге показывай, — отозвалась Люся. — Она все, что от тебя исходит, готова выполнять хоть весь день, а я долго стоять на голове не собираюсь.
— Зря, — сказал я. — Все морщинки разглаживаются!
— Ах ты!
— Дети, быстро перестали! — сказала мама. — Доедайте первое, а я вам сейчас наложу второе.
— У меня в живот больше ничего не влезет, — отказался я. — Доем борщ и все! Не хватало еще растолстеть. Лучше накладывай Люсе. Можешь ей и мою порцию отдать.
— Это я тебе припомню, — пообещала подруга. — Я тоже наелась, спасибо.
— Теперь целуй! — сказала она, когда мы оказались в моей комнате. — И за выступление, и за вторую порцию!
— После борща не буду! — отказался я. — У тебя капуста на губах.
— Ах, ты! — она толкнула меня на кровать, а когда я не удержался и сел, навалилась на меня сверху и прильнула к губам.
Память всколыхнулась, и мои руки сами начали ее ласкать…
— Поняла теперь, о чем я говорил? — задыхаясь, сказал я, с трудом с собой совладав. — А если бы я не выдержал? Люсенька, нельзя же так, я все-таки не железный. Я слишком много помню, чтобы…
— Я поняла, — ответила она. — Но как же было хорошо, пока ты не прекратил. Ждать целых четыре года, да я раньше сойду с ума!
— Потому и говорю, что нужно прекращать, — сказал я. — До нашей дружбы ты жила спокойно и с ума не сходила. Правильно делают, что запрещают такую любовь. Что хорошего в том, чтобы хотеть и не мочь? Я теперь только о тебе и буду думать, разве что медитация поможет.
— Научи меня медитациям, — попросила она. — Раз ты их выполняешь, значит, они для чего-то нужны?