Возвращение
Шрифт:
Как бы мне хотелось посмотреть на сладкоголосую сирену дремучей радиостанции в реальной жизни. Какие песни вы поёте, госпожа Крамцева, когда пачкаете дорогие сапоги, форсируя лужи и следы коммунальной деятельности, или оказываясь один на один с кампанией ошалев-ших от водки и безнаказанности морлоков, или заходя в пропахший мочой подъезд? Очень бы хотелось услышать.
Рассерженный, я отключил радио и отнёс на прежнее место. Чёрт знает что! По телевизору колдуны и трупы, по местному радио — фальшивый сахарин.
Телефонный звонок обрушился ведром холодной воды. Злоба потухла. Садистские фантазии по
Аппарат надрывался с дьявольской настырностью. В состоянии лягушки бредущей навстречу голодному ужу я вышел в прихожую. Поднял трубку.
— Привет, старик, — гора свалилась с плеч. Алик! Я ждал голос с того света, а это всего лишь местный воротила бизнеса. В эту секунду я готов был его расцеловать.
— Привет, — просипел я.
— Простыл что ли? Чего хрипишь?
— Да так…
— Слушай, а ты молодец! Круто вчера разобрался!
— Что?
— Лихо, говорю, рога молодняку поотшибал! А ещё писатель! Может, ко мне в охрану пойдёшь?
— А откуда…
— Я всё, зёма, знаю, что в городе случается. Положение обязывает. Но ты — молодец, с ними давно разобраться нужно было. Оборзели. Им мои ребята ещё потом накинули. Можешь не беспокоиться. Больше тебя никто не тронет. Обещаю. Не ожидал, честное слово. Один пятерых уделал.
— Не один… , — автоматически поправил я.
— Что? — переспросил Алик. — Не прибедняйся. Но не о том базар. У Игоря был?
— Сподобился…
— Ну и как?
— Чуть морду не набили. Всё удовольствие — сотня «зелёных»!
— Не понял…
— А чего тут понимать? Сперва братец-психопат с кулаками набросился, потом докторша денег потребовала, чтобы Игорю права сохранить.
— Слушай, я разберусь. Она тебе на карачках эти «бабки» притащит!
— Лучше не надо.
— Ты чего — Рокфеллер?! Нечего деньгами разбрасываться!
— Она на Игоре потом отыграется.
— Дурью не майся! Я ей отыграюсь!
— Ну, если… Только не надо на карачках.
— Хозяин-барин. Замяли. Теперь о родственничке твоём. Он что-нибудь говорил или сразу драться полез?
— Чепуху всякую…
— Вспомнить можешь?
— Нет, — соврал я.
— Ну, хотя бы в общих чертах, — допытывался Алик. — Примерно.
— Да не обратил я внимания. Перепугался, когда он орать начал.
— Ты перепугался?! Не лепи горбатого! Перепугался! Вчерашним парням это скажи! Ну ладно — не помнишь, так не помнишь. Я его тоже навещал. Он такое порассказал… Но это не телефонный разговор. Ты завтра после обеда свободен?
— Да.
— Я к тебе заскочу.
Я не успел согласиться. Алик отсоединился. Трубка загудела. Отлично, он не оставлял возможностей выбора. Сказал — зайду, подразумевал — сиди и жди! Так, наверное, и выживают в полном опасностей океане коммерции.
Отличная, вообще-то, кампания собирается. Каждому из нас нравилась Алла. Погибшая Алла. Не хватает только учителя химии. О нём, помнится, она тоже говорила в тот последний вечер. Только вот, каким боком это всё касается загадочного Сида? И как понимать Игоря? Кого он видел перед аварией? Ту, что оставляет мне письма и звонит по телефону? Такого быть не может! Мне всё самому это кажется бредом воспалённого, пропитавшегося алкоголем сознания. Игорь фантазией не отличался никогда. Карбюраторы, аккумуляторы,
Совершенно бессознательно я схватился за очередное пиво. Усилием воли заставил себя вернуть бутылку на место. Хватит! Всему есть мера. Вспомнился легендарный Чёрная Борода. Знаменитый пират начинал день с большой кружки рома, разбавленной настойкой опия. Если отбросить маковый экстракт, я резво вышагиваю по тропке удачливого корсара. Тропке, приведшей его к безумию. Который день под знаком пьянки? Хватит!
Я взял чистую тетрадь. Отточил карандаши. Заварил крепкого чая. Появилась шальная идея — подключиться к радиосети. Голос госпожи Крамцевой — чистой воды рафинад. Иногда чай пьют вприкуску, реже — вприглядку, я изобрёл новый способ — вприслушку. После некоторых размышлений от смелого эксперимента пришлось отказаться — такого количества сахарина, как в песнях провинциальной сирены не выдержит и самый отъявленный сластёна.
Я снова писал до темноты. Сработал эффект берсерка. Воины-звери под наблюдением опытного колдуна выпивали отвар из мухоморов, после этого (если, конечно, выживали) щепотка порошка из красноголовых грибов приводила их в состояние священной ярости. Таинственный отвар мне заменял алкоголь. Теперь я работал, прихлёбывая горьковатый, ароматный напиток, но ярился не меньше берсерка. Я не чувствовал ни затёкшей спины, ни немеющих пальцев, ни обжигающих глазные яблоки слёз. Глоток — страница, глоток — страница. Подобно обезумевшему от крови викингу, я не мог остановиться.
Я не заметил, как опустошил третий чайник (я даже не помнил процесс кипячения и заварки), я игнорировал протесты мочевого пузыря по поводу количества поглощённой жидкости (к счастью не подвёл), я снова не помнил смысла написанного (буквы и строчки, строчки и буквы), я с трудом вернулся из небытия, уложив в стол очередную исписанную тетрадь. Цены мне нет! Стахановец беллетристики! Так бы каждый день! Ещё бы знать о чём пишу. Перечитывать сил не было. Завтра, всё завтра. Или послезавтра. Или… Там видно будет.
Вознаградив себя тремя бутылками пива (ни капли водки), я проковылял в комнату. Ещё дедушка Дуров говорил, что удачный трюк надо поощрять. Я сегодня отличился. Заслужил. Крепя сердце, пощёлкал пультом. Ворон бахвалился шестнадцатью каналами. Ну, не может же на каждый проникнуть колдун-некромант и кровавая хроника! Наверное, не может, но мне не повезло. Я увидел знакомые пейзажи. Калиновск! Потом мужчина с лицом несостоявшегося Наполеона принялся рассказывать о серийном маньяке. Сделанная на модной ныне «мыльнице» фотография первой жертвы. Второй… Её я узнал. Я был с ней в ту ночь! Фоторобот убийцы. Я вздрогнул. Я видел лицо убийцы раньше! Видел и не видел одновременно! Все сплелись в грубо прорисованной физиономии — Игорь и Сид, Алла и я, экскаваторщик Колька и Иваныч, Алик и продавщица из магазина продуктов. Кого я только не увидел! Чёрно-белое изображение напоминало икону. Работу древних богомазов, в коей воплотился идеал благостности и смирения, но чёрная сторона их. Я смотрел в лицо Зла. Абсолютного, не ведающего пощады Зла. Морлоки, при сравнении с ним, казались шаловливыми купидонами.