Возвращение
Шрифт:
— Представляю, — я подавил желание рассказать девушке о недавно виденном. Это не её дело. — Теперь поведай, что это за затея с пистолетом.
— Вы не будете сильно ругать Ворона?
— Уж постараюсь.
— Знаете, он это не столько для себя сделал, сколько для вас.
— Ну, я ему благодарен по гроб жизни! Мне только этого и не хватало!
— Нет, действительно. Он прочитал ваши вещи и сказал, что вы неплохо разбираетесь в мистике.
— Теперь об этом на каждом углу буду рассказывать! Надо же, какой чести удостоился!
— Если
— Ладно, молчу как рыба об лёд! — я демонстративно приложился к пиву.
— Вот он и решил устроить вам ощущения человека перед смертью. Ну смерть, конечно, ненастоящая, но вы-то об этом не знали.
— А ты?
— Я его отговаривала, — девушка потупила глаза.
— Ну, и что дальше?
— Дальше, вы напишите об этом. Всё будет правдиво. Ворон — почти соавтор. Ему тоже это понадобится для собственных теорий.
— Держалась бы ты от него подальше.
— И вы туда же. А что здесь ещё делать? С дебилами по подъездам тискаться? С тёлками перезрелыми у ларьков околачиваться и гоготать на всю площадь? С ним хотя бы интересно!
— Дело твоё. А давно вы на той крыше обосновались?
— С полгода, наверное… Правда там здорово? Вот если бы вы вечером туда пришли…
— Я был там вечером, Алла. Это очень нехорошее место.
Комната наполнилась тягостной тишиной.
— Извините, — я едва слышал голос девушки. — Она была красивой?
— Очень. Ты на неё похожа.
— Бабушка тоже так говорит. А вы её любили?
Я молчал. Не хватало ещё расплакаться перед девчонкой.
— Мне отец говорит, что я на маму очень похожа, — Алла тактично сменила тему. — Особенно, когда сердится. Знаете, я её совсем не помню. Только руки — добрые-добрые и глаза — грустные-грустные. Почему она бросила меня? Почему не взяла с собой?
— Знаешь, девочка, бывают обстоятельства, когда нужно исчезнуть. Исчезнуть в одно мгновение, бросив всё. Но она любит тебя, поверь. А раз любит, значит, вернётся к тебе. Этот город не то место, где оставляют тех, кого любят.
— Правда?
— Правда.
Мы промолчали ещё целый час. Несколько раз звонил в телефон. Кто-то настойчиво сопел в трубку. Я уже догадался, что юный экспериментатор пытается узнать результаты недавнего опыта, но специально опережал руку девушки и брал трубку первым. Пусть, господин Ворон поточит клюв в неведении. Наконец я сжалился над современным Базаровым и уступил девушке первенство у аппарата.
Алла взяла трубку и одарила меня красноречивым взглядом. Я ушёл на кухню за пивом. Из прихожей доносилось бормотание. Рычаги телефона клацнули. Алла зашла на кухню.
— Знаете, меня подруга попросила зайти, — она тщательно избегала моего взгляда. — Что-то очень важное.
— Ага, подруга, наверное, особенно интересуется, как чувствует себя подопытный.
— Вы всё равно сердитесь?
— Прощаю, только ради тебя. Так и предай подруге.
— Спасибо. А вы к бабушке когда зайдёте. Она вас очень хочет видеть.
— Вот
— Бабушку покормите?
— И бабушку, и собаку, и тебе алиби выдумаю.
— Ой, вы прелесть. Знаете, Интернет, он по ночам дешевле. Там так интересно. А до скольких?
— Хоть до утра. Только, если подруга позволит себе что-то лишнее… Так и передай — я эксперименты тоже умею ставить.
— Да что вы! — девушка рассмеялась. — Ворон как в «паутину» влезет — ему всё до лампочки! Да и я сама ещё ничего не решила. Он просто друг.
— Верю на слово. Ну ладно, привет Пернатому…
— Спасибо, — Алла чмокнула меня в щёку и выскочила из квартиры.
34
Я подошёл к особняку Игоря, когда непроглядный осенний вечер завладел улицами. Немно-гочисленные фонари отражались в лужах и с горем пополам помогали миновать интенсивные коммунальные раскопки. Доморощенные Шлимманы, похоже, не теряли надежды отыскать собственную Трою.
Калитка не заперта. Впрочем, это не важно — Алла оставила ключи. Двор заливал электри-ческий свет. Игорь не жалел средств, избавляясь от темноты. Мохнатый исполин рыкнул в вольере. Потом, признав во мне человека, приходившего с хозяином, вяло махнул хвостом. Из могучей груди вырвалось щенячье поскуливание.
— Кушать хочешь, — я провёл ладонью по сетке. Кавказская овчарка заворчала и нехотя щёлкнула зубастыми челюстями.
Не надо, мол, фамильярностей, чужак. Я при исполнении.
— Всё понимаю. Служба. Погоди немного, приятель, — я поднялся по ступенькам. Во всех окнах горел свет. Странно.
Мудрёный замок поддался не сразу. Трудно с непривычки одновременно прижимать крошечный язычок, дёргать за ручку и поворачивать ключ. Солидному имуществу — хорошую охрану.
В холле царила тишина. Ни обычного поскрипывания рассыхающихся паркетин, ни гудения холодильника, ни бормотания в водопроводных трубах. И холод. Пронизывающий до костей. Наверное, котёл погас. Надеюсь, в доме есть электрообогреватели. Очень не хочется лезть в подвал.
Тишину в клочья разорвал жуткий вой. Могучий кавказец огласил улицу песнью скорби. Вот только о чём? О неполученном ужине? Вряд ли.
— Алла! — послышалось, когда собака умолкла.
— Это я, бабушка! — вырвалось у меня. — Алла у подруги!
— Алла, прости! — от леденящего душу вопля содрогнулись стены.
Я рванулся на второй этаж. Ступеньки вдруг стали непривычно высокими и вязкими. Я спотыкался на каждом шагу. Когда я добрался до площадки, с меня, несмотря на холод, сошло семь потов. Ручка на двери старухи покрылась инеем. Чувствуя, как кожа на ладони прилипает к металлу, я схватился за неё. Дверь поддалась. Я ввалился в комнату.