Возвращение
Шрифт:
Ещё целый час я расковыривал почву, мало уступающую в прочности недавно порушенному бетону. Прямоугольная (условно говоря) ниша доставала чуть выше колен. Работать дальше не оставалось сил. Негнущимися пальцами я выдернул сигарету. Прикурил не без труда — в затхлой атмосфере подвала зажигалка выдавала лишь крошечный язычок багрового цвета. После первой же затяжки раскашлялся. Присел на краю ямы. Чёрт возьми, это игра воображения или проделки гаснущего фонаря?! На мгновение зловеще ухмыляющийся череп исчез, и я увидел черты дорогого для меня лица.
Нет, хватит!
Я застелил яму найденным в первом помещении брезентом. Бережно сложил кости (страх и отвращение почему-то исчезли), остатки одежды и волос, поблекшее колечко.
«Она, наверное, моя ровесница, — мелькнуло в мозгу. — Мы могли встречаться. Мало того, могли познакомится сейчас. Сколько ей было тогда? Немногим за двадцать? Муж-трудяга, дочка, дом — полная чаша. И вот всё чем кончилось! Что же ты такого вспомнила?»
Я ненавижу похороны, сопливые признания заслуг и достоинств усопшего, но сейчас мне захотелось что-то сказать — красивое, берущее за душу и успокаивающее.
— Твоя дочь — замечательная девушка, — неожиданно сорвалось с губ. — Умная и очень красивая… Как и ты…
Свирепствующий за стенами ветер каким-то чудом проник в глухой подвал. Я почувствовал прикосновение чего-то едва уловимого и очень холодного сначала на щеке, через мгновение на губах. Потом лёгкий шелест, уносящийся в дальнее помещение и мёртвая тишина.
Я бросил первую лопату…
36
Я запирал коттедж, когда ожил телефон. Что за мерзкое свойство лезть не в своё дело?! Я бы поставил подобную привычку на первое место среди самых страшных грехов. Ну, что тебе ещё нужно?! В дерьме, даже не по уши — макушка не видно! Влез во все тяжкие! Перессо-рился, с кем только мог! Ещё и видения, за которые выдадут пожизненную прописку в комнате с мягкими стенами! Ну, кто заставлял тебя снова входить в дом, сломя голову нестись к аппарату и хватать трубку?!
— Да? — я задыхался после чересчур поспешного передвижения.
— Квартира Нарымовых? — поинтересовались на том конце провода.
— Дом, — поправил я, совершенно автоматически.
— Кто это? — потребовала объяснений трубка.
— Родственник.
— А я вас узнала. Макшеева Нина Георгиевна. Помните? Главврач хирургии.
— Очень приятно.
— У меня очень плохие новости. Даже хорошо, что ответили вы — мужчина.
— Проблемы с финансированием? По-моему, Альберт решил все вопросы.
— Зря вы так. Ваш родственник повесился…
Я оторвал трубку от уха. Картинки из видений кружились перед глазами. Вот кем был человек на лестнице. Господи, только не ври сам себе — ты знал, что это Игорь! Но утром Алла говорила, что всё нормально… Алла
— Алло! Алло?! — верещало в трубке. — С вами всё в порядке?!
Я выдернул аппарат из розетки. Хотел я этого или нет, но механизм событий перешёл на работу в автономном режиме. Мы все — винтики и шайбы, обеспечивающие функционирование невидимого маховика. Я знал, где в данную минуту мне определено гнездо.
37
Дома (я уже называю чужую квартиру домом… может быть потому, что у меня его никогда и не было?) меня ждали дарящая забвение жидкость и тёплый душ. Пиво кончилось (неприятный сюрприз), я плеснул в кружку «Богородской» — поддержка бога нужна, как никогда. Быстрый глоток, обожжённая гортань, что-то наспех пережёванное из холодильника и всё: долой одежду, заляпанную глиной и пропитавшуюся ароматом смерти. Горячие тугие струи подарят мне новую кожу, смоют страшные воспоминания и липкий пот. Я подставлял лицо под хлещущий поток и благодарил Кольку. Что бы я делал сейчас без горячей воды?!
Я вышел из ванной. Неспешно распаковал сумку. Мне нужна новая одежда. Именно эта, которой я пользуюсь в особых случаях. В случаях, когда не остаётся выбора. Чёрная футболка прильнула к коже, подобно истосковавшемуся в разлуке любовнику. Кожаные штаны заставили мышцы на ногах напрячься и замереть в ожидании. Потёртая куртка с молниями кольчугой легла на плечи. Я готов к тому, что случиться через секунду!
Я едва успел проверить лезвие выкидного ножа, когда раздался звонок. В этой пьесе действия разыгрываются со строгой последовательностью, почти как в произведениях известного драматурга Николая Панина. Я уже знаю, чей голос услышу в трубке.
— Самый хитрожопый, да?! — в тоне Алика не осталось и намёка на прежнее дружелюбие и панибратство.
— Я тоже очень рад тебя слышать, — ненавижу грубость и хамство.
— Ты что, сука, устроил?!
— Да, погода, действительно, отвратительная.
— Так, значит. Чего ты хочешь?!
— Пива.
— Последний раз спрашиваю. Ты это прекратишь?
— Что именно?
— Издеваешься?! Зачем ты довёл этого дегенерата до петли?!
— Я? Побойся бога. Вы надели петлю ещё тогда, на крыше… Я разве виноват, что она сейчас затягивается?
— Чего ты хочешь?!
— Справедливости.
— Ты знаешь, что теперь, когда этот идиот повесился, Барыбин докажет ваше участие в убийствах, — голос Альберта не излучал особой уверенности. — Вы — два грёбаных маньяка — ты организатор, он — соучастник! Покалеченные тобой ребята это подтвердят!
— А я думаю — следствие не меньше заинтересуется неким молодым человеком, по имени Ворон. Парень устраивает просто потрясающие эксперименты.
— Ах ты урод! — злоба хозяина города обжигала даже через телефонный кабель. — Братишку моего впутать решил! Гнида!