Возвращение
Шрифт:
Горит, доху дохаживая, моль!
Но моль – блондинка, эти все чернявы,
Живучи, ибо сами из отравы.
Где сказка пела, чавкала, чернела,
Смеялся гадалчонок, а не плакал,
Подсаживая на иглу, как на кол.
Конечно, грустно, что цыганок бьют,
Когда они добычи не приносят
Баронам; что баронов порча косит,
Свинец, железо, замыкая круг
Всея нечистых дружек и подруг.
Гармония? Порядок и уют.
Барон
Как титул, отшлифованный червём,
Восходит в превращении своём
К прижизненно прилипшей рифме: грязи.
Опять ты скажешь:
«Не впадай в чернуху».
Но знаешь, если все —
под дых да в ухо,
Всё менее спасает красота
И выражения лица и рта.
5
Танцуют – врут и врут – поют и врут
Всем, что имеют, – картами, руками,
Младенцами, больными стариками,
Закатом, сном, своим, чужим лицом,
Куриным, человеческим яйцом.
…Среди хоров тасованных колод,
Когда любая вещь – рубашка карты
Краплёная, гудит орган азарта,
Исхода нет, сюда лишь только вход.
Те облаченья разуму несносны,
То ль упомянутые их обноски!
Чумазыми руками-мотыльками
Бренчит беда на клавишах вещей —
Врунишек… эту музычку подшей,
Как бантик, от извилин до ушей.
6
Всё ж ты права, кота над цыганами
Да будет плач! Они и в нас, и с нами,
В чужих мечтах надетых, как шелках…
Как смерть, что носит украшеньем прах.
И здесь сотрём повторы и эстетство,
Пролитые в невымытый ушат
(Газетой – недоразуменье это!),
Мечтою Зверя с Богом по соседству,
Где всё – звучание, а в числах – средство,
Где мир героев – выросшее детство,
Ты сам – живой тот эпос, ибо в сердце,
Седом и льдистом… в нём, а не в ушах,
Те арии, как бездны, всё глушат.
Цыгане – тучки крови и рубах,
Чужих и с них надетое дыханье,
Как то, чему приглядно издыханье,
Донашивать, что на груди стихает.
Так Смерть плетёт истории ажуры,
Сырцы братая с теми, кто из них
Тянул в татуировке абажуры,
Перчатки для возлюбленных своих,
Её впуская в страсть, любовь, лямуры,
Как падающих листьев дух и стих.
7
Прости за мрачноватость в обороте,
Закончим на весёлой, доброй ноте.
Цыгане, понимаю, не прочтёте
Вы этих строк, они вам до… звезды.
Так
Тут не запутаться б, короче, дам —
Клянусь на всём, что дорого, в почёте
У вас – кобылах ваших и колёсах
Телег, и на колёсах наркоты,
На картах, верных псах и плётках хлёстких,
В ручонке с дозою рождённых детях,
На вас, ни слов, ни дел не знавших этих,
Клянусь на всём, что тотчас же отпето,
Едва к нему вы прикоснулись где-то, —
Дам цену… две… чёрт с вами, три цены —
Верните только краденые слёзы!
Котовы ли? Где пальчики видны,
Глаза, мечты, чей пыл оплошно роздан.
А если нет – пусть не долижет червь
Барона вашего – чтоб тот из гроба
К вам ночью шёл, гроб захватя, чтоб оба,
Нет – трое лучше:
Червь до кучи – бучей,
Ленивую свою гоняли чернь —
Досыпать недокраденное, чтобы,
Как ни расти воровушка-казна,
Чтоб – пусто ей, поскольку гроб без дна.
8
Бог шельму метит, и не только Бог.
Кто метит их, вопрос, увы, изрытый,
Как говорится, было бы корыто,
А свиньи будут… Метит Кабысдох.
Да будет с ними Кабысдоха мета,
А над тобой – с брильянтами комета,
Которой, впрочем, все в одной цене.
Тебе не так, но так почти что мне.
9. Апология цыган
…Но Ольга, вещая в стихе, Шевчук,
Как человек, меня гораздо лучше,
Не говоря про цыган (будь я слущен!),
Да и знакомый голос всех излук
Воды, земли, поэзии и прочих
Стихий, где, как в извилины, вколочен
Вселенский разум, где все устья разом,
И да! В пределе – перевёртыш-эхо,
Ещё бы чуть (нельзя!) и – альтер эго —
Предписывают мне любить цыган,
Как братьев, пусть не меньших, может, сводных.
Да я любил… Сам чувствую изъян,
Младенец выплеснут? Утоплен в водах?
Рассмотрим поподробней от исходных.
Вот эту строчку, будто занавеску
Из ситца подними – в окне за ней
Базарный клёкот городов и весей,
Мерцанье сбруй, гаданий – горсть огней,
Созвездием летящих над дорогой,
Крылатый клин до искончанья дней,
Где всё возьми, спусти – узду не трогай,
Что свешена с небес, – сей искус Бога,
Ведущую в огни и без огней.
Она распятьем даже в изголовье,
Средь талых туч и солнц, метелей носких,
Где ветра вечного с попутным ловля, —
Выходит, реквизит всея подмостков.