Возвращение
Шрифт:
- Долбают наши Берлин прилично. – Определил на глаз Кудряшов.
- Нам легче будет…
Самолёты, пушки, «катюши», миномёты обрушили на Берлин тысячи тонн взрывчатки. Вперёд по дороге катился сплошной поток машин с солдатами, припасами, а также танки, орудия и прочая военная техника. В противоположном направлении шли лишь санитарные автобусы да многочисленные отряды освобождённых иностранцев.
- Сколько их согнали в Германию! – удивился Николай, который иностранцев увидел впервые в жизни.
– Итальянцы, бельгийцы, поляки, французы…
- Они
- Да ну?
- Потянулись за длинной рейхмаркой!
Они везли барахло в тележках, навьючивали его на сёдла велосипедов и всегда гордо несли свои национальные флаги. Петя удивлённо указал на идущих на встречу:
- Вон группа английских военнопленных в потрёпанных, но отглаженных мундирах.
- Щеголяют выправкой. – Скривился жилистый артиллерист. – Лучше бы с «фрицами» воевали…
Берлин представлял собой груду горящих камней. Многие километры сплошных развалин. Улицы засыпаны обломками, а по сторонам не дома, а лишь стены с пустыми проёмами окон. Однажды позади такой стены взорвался тяжёлый немецкий снаряд, и она начала сперва медленно, потом все быстрей и быстрей падать на запруженную людьми улицу.
- Тикайте!
– раздался дикий вой, но убежать никто не успел.
Только красная кирпичная пыль поднялась над местом происшествия. Правда, говорят, потом удалось извлечь живых танкистов из засыпанного танка. Остальные были раздавлены. По счастливой случайности Петя не дошёл метров пятидесяти до этой стены и был лишь свидетелем обвала.
- Значит, меня кто-то бережёт! – в очередной раз решил он.
В пределах города бои обрели крайнее ожесточение. Сходились вплотную. Часто в одном доме были и немцы, и наши. Дрались гранатами, ножами и чем под руку попало. Громадные, неуклюжие дивизионные гаубицы вывезли на прямую наводку и в упор, как из пистолетов, разбивали из них стены и баррикады.
- Очень много потерь даже среди орудийной прислуги. – Пожаловался педантичный Кудряшов.
- Не всё же вам издалека стрелять…
Старички, провоевавшие всю войну в относительной безопасности около пушек, которые обычно стреляли из тыла, теперь вынуждены были драться врукопашную и испытать те же опасности, что и пехота.
- Кровушка пролилась рекой.
- Война - тяжёлая работа, - высказался трудолюбивый Сафонов, - но всё это оказалось цветочками по сравнению с тем, что нас здесь ждало...
- Немец видать будет биться до последнего!
– с горечью сказал Петя.
Каждый дом, каждое окно превратилось в огневую точку. Из-за любого угла лился раскалённый от злости, свинцовый дождь. Каждую минуту мог раздаться роковой выстрел за спиной, но до поры до времени мне везло.
- Не моя! – наивно радовался Шелехов.
Пуля чиркнула по правой щеке, осколок гранаты пробил голенище сапога. Однако красноармейцы находились в таком состоянии, что не обращали внимания на такие мелочи. Победа была близка, и всем хотелось как можно быстрее вывесить флаг над взятым Рейхстагом. Отчего-то казалось, что после этого начнётся настоящая жизнь. Счастливая
- Смотри Колька!
– поучал Петя горячего друга.
– Не лезь на рожон...
- Думаешь, мне хочется умирать в конце войны?
- Западло...
- Не то слово.
Все улицы города простреливались немецкой артиллерией, пулемётами и фаустпатронами. Красноармейцы быстро сообразили, что безопаснее пробивать проходы через стены старинных зданий. Танки и артиллерия прямой наводкой били в первые этажи домов и в образовавшиеся проёмы, как вода в половодье, рвались русские батальоны.
- Хрен теперь нас удержишь!
– шипел перемазанный грязью и кровью Сафонов.
- Не для того мы прошли пол Европы… - согласился Шелехов.
Вторая рота, их батальона под командованием майора Самсонова, проделав сквозную дыру в центре Берлина, оказался на узкой улочке с правой стороны Рейхстага.
- Добрались!
– прохрипел Петя изъеденное гарью и дымом заветное слово.
– Всё-таки дошли.
- Скажи лучше, доползли...
Тридцать два еле живых солдата, ошалевшие от грохота и дыма, вдруг оказались перед громадой величественного здания. На секунду замерев, как замирает человек перед внезапным достижением многолетней целью, они забежали на лестницу бокового прохода.
- Немцы! – крикнул Колька.
Едва маленькая группа успела проскочить на второй этаж, как очнувшиеся защитники начали стрелять в спины русским. Огнемётчики "фрицев" дали залп длинными жаркими струями. Вокруг загорелось всё, что может гореть, даже камни стен...
- Ходу Коля!
– крикнул Шелехов другу.
- А я хотел подкурить цигарку… - пошутил тот.
Подгоняемые ревущим пламенем они забежали на третий этаж, второй уже весь находился в огне. Дальше подняться им не дали, все коридоры и лестницы простреливались засевшими сверху немцами.
- Плотно зажали!
– Мишка Ерёменко, спрятавшись за широкую колонну, набивал круглый диск автомата.
- Попали в мышеловку…
Он доставал патроны пригоршнями из обгорелого солдатского «сидора» и выдал:
- Теперь без помощи снаружи нам не вырваться...
- Будем держаться, сколько сможем!
Три дня и две ночи они почти без еды и боеприпасов, сдерживали атаки озлобленных "эсесовцев" сверху и снизу... В перерывах между стрельбой бойцы разговаривали, вспоминая разные военные случаи.
- Зимой 44-го года произошёл со мной необъяснимый случай. – Начал разговорчивый Шелехов.
– Под Новый год наш батальон отвели от переднего края на отдых, километров на десять вглубь. Сижу со своим отделением в блиндаже, наскоро вырытом в красивейшем сосновом лесу. Кругом вечерняя тишина, лёгкий как тополиный пух падает нерусский снежок.
- Как будто на свете нет войны, и никогда не будет... – вставил боец их отделения Лёша Сотников.
- Точно, - согласился Петя и уточнил: - Конечно, по такому случаю выпили «наркомовские» сто грамм, закусили американской тушёнкой "второй фронт". Вдруг слышу возбуждённый женский голос, который настойчиво звал меня: