Возвращение
Шрифт:
— Вы знаете, за что, — судорожно вздохнула, пряча руку в карман. Нащупала зажигалку и, сжав её, постаралась взять себя в руки. — Вы лжёте, предаёте, убиваете. Я становлюсь похожей на вас. Я научилась изворачиваться и лгать. Любить и ненавидеть. Спасибо за науку, господин граф. Человек должен познать всё, совершать ошибки ради того, чтобы знать, почему их не следует совершать. Уже и не помню, кто это сказал. Передайте Лемме, чтобы не искал меня. Я возвращаюсь в своё время. Да, открылся проход. Я вернулась за своими вещами, но, оказалось, что потеряла их…
Отошла к двери и, уже взявшись за ручку, снова вернулась. Достав
— Теперь я вам ничего не должна.
Истошный скрип двери прошёлся огнём по обнажённым натянутым нервам.
Герард закрыл глаза. Обмякшее тело казалось раздутым и бесформенным. Он не ощущал покалывания в посиневших пальцах рук. Качнувшись в сторону, забился в приступе отчаяния, завыл, как дикий зверь, потерявший своё дитя. Проклятый Шамси! Лучше бы араб проткнул его насквозь своим кривым кинжалом.
Женщина, которая стала смыслом его жизни уходит…
Тяжело надрывно дышал, сознавая, как был прав тайный советник, сказав, что она не станет его слушать. Не просто не слушать! Она лишила его этой возможности, не ударив пальца о палец, чтобы освободить. Ушла, не позволив ему объясниться с ней.
А он всё понял. Не сразу, но понял. Выбрав роль корыстной твари, Птаха была слишком убедительна.
Сначала всё походило на балаган с участием доверенного лица его величества и Таши. Если в роли, выбранной арабом, сомневаться не приходилось, то пфальцграфиня в роли подозреваемой выглядела странно. К моменту его появления они продолжали начавшийся ранее разговор. Беседа велась на повышенных тонах, и Герард дивился тому, как смеет его Леди вести себя столь дерзко с тайным советником.
На смену непониманию пришло осознание, что его женщина совсем не та, за кого себя выдавала. Это возмутило. Не просто возмутило. Разозлило. А когда она выставила его идиотом, то и вовсе оскорбило. Он готов был её убить: за унижение, за небрежение, за ложь. И плевать было, что она иномирянка или кто-то там ещё.
То, что она помогла сбежать рабу, он подозревал и раньше. Только она была заинтересована в его свободе. Успокоившись и всё взвесив, он пришёл к неутешительному выводу: Таша принесла себя в жертву. Ради него, его семьи. Зачем? Она посмела лишить его — мужчину! — права решать как ему поступить, не оставив ему выбора. Это казалось настолько чудовищным, что он сомневался до последнего в её искренности.
Довершив в Алеме все дела, связанные с дарением его величеству рудника, он потратил часть дня на розыск поместья гехаймрата и убедился, что тот ещё не вернулся. С нарастающим беспокойством отбыл по предполагаемому пути его следования в город. Удача улыбнулась уже скоро. На первом же постоялом дворе он столкнулся с теми, встречи с кем так жаждал.
Когда увидел её и дознавателя в коридоре таверны, он всё ещё не верил ей. То, как она отшатнулась от него, её страх, так хорошо осязаемый им, её мятущийся взор, поведение араба, выдали, что всё гораздо запутаннее и сложнее. Добровольно пустившаяся в подобное путешествие женщина так себя не ведёт. Куда исчезла та низкая дрянь, которая опозорила его мужскую честь в глазах гехаймрата? Где её решимость и уверенность? Она даже не сообразила спрятаться за спину покровителя, а убежала в камору. От всех. Показав свою растерянность, беззащитность… Она всегда убегала в подобных
Не желая стать свидетелем их пребывания в одном покое, он уехал в соседнюю корчму, чтобы утром отбыть в свой замок. Да, он напился. До беспамятства. И только утром, прозрев и поняв, что недоговоренность между ними будет ему мешать жить дальше, вернулся. Как оказалось — опоздал. Таша пропала. Он не поверил словам Шамси, что она ушла в свой мир. Она умела быть невидимой, умела прятаться.
Тогда он твёрдо решил, что найдёт её, достанет из-под земли. Где бы она ни была и кем, она только его! Всегда ею была. Тогда, когда её вытащили из-под тела бандита. Тогда, когда отбивалась от него, приняв решение пойти в подвал, а не лечь на его ложе. Тогда, когда ждала его из похода, когда помогла ему раскрыть заговор, спасая от смерти сына и его самого. Она была только его даже тогда, когда он счёл её погибшей и не смог смириться с потерей. Она — его женщина. Его жена перед совестью и Богом.
И вот сейчас она была здесь, а он ничего не смог сделать.
Когда скрипнула входная дверь, и он услышал такой родной голос, кровь ударила в голову.
Таша… Его Птаха. Живая… Ей удалось ускользнуть из-под опеки тайного советника.
Он не видел её лица и всё же узнал: своим замершим сердцем, рванувшейся к ней душой.
Присмотрелся. Хворь на её лике распознал сразу. Помнил, как мать отдала не один месяц труда, чтобы после завершения строительства замка избавиться от докучливых насекомых. Кровососы способны надолго лишить покоя и радости всех обладателей недвижимости, будь то хоромы вельможи или хижина бедняка.
Он слышал её шаги. Радовался её присутствию. Терпеливо ждал, следил за её действиями, с тоской смотрел на неё, не обращая внимания на путы. Злился на себя за свою беспомощность. Не араб, а он лежит связанный. Гехаймрат оказался хитрее и проворнее.
Нетерпеливо задвигался, подался к ней, повёл плечами с впившейся в них верёвкой, пытаясь освободиться.
Его кинжал в её руках. Медленно тянущееся время. Её раздумье.
Он видел, как она поднялась. Не глядя на него, собирала вещи.
Он понял всё.
Беззвучно взвыв, сжал до боли челюсти. Как всё нелепо и глупо!
Она вернулась и он, перестав дышать, молил об одном: «Развяжи или хотя бы ослабь тугой узел пут, дай сказать!»
Ждал её слов.
Ждал прикосновения. Так жаждет иссохшая земля живительной влаги капель дождя. Но услышал её глухой бесцветный голос:
— Я хотела любить и быть любимой…
Её близость, её нежное прикосновение к его лику… Жадно пожирал её слезящимися глазами.
Нет! — кричали и молили они, не в силах смотреть на неё.
Его Леди уходила. Навсегда. Налившиеся тяжестью веки опустились. Сердце замерло.
Лёгкий ветерок качнул воздух у обескровленного лица.
Грубая пощёчина отбросила голову в сторону. Он не открыл глаза.
— Вы знаете, за что, — услышал рядом её прерывистое обжигающее дыхание.
Лицо горело. По подбородку стекала струйка крови. Он не чувствовал боли. Сквозь нарастающий гул в ушах услышал звон падающих монет.
— Теперь я вам ничего не должна.
Не должна…
Теперь должен он.