Возвращение
Шрифт:
– Хорошо! – кивнул Богословский – тогда я возьму партитуры с собой, поработаю над ними. А ты потом мне скажешь, как и что получилось. Мелодия уже есть, попробую сообразить, какие инструменты там потребны.
– Я могу на каждой партитуре написать, какие инструменты потребны – пересилив себя (ох, как лень!) сказал я – сейчас Ольге скажу, она принесет.
Я подошел к двери кабинета, открыл ее и крикнул:
– Оля! Оля, поди сюда! Принеси партитуры на песни! Да, те самые, что мы с тобой писали! Ага… Вот, Никита…сейчас я набросаю на них перечень исполняющих инструментов, или как это
Богословский посмотрел мне в глаза, и лицо его было…странным. После паузы он вдруг сказал:
– Слушай, Миш…а откуда ты взял эти песни? Кто тебе их исполнял? Или ты мысленно проиграл их, в голове? Если это так…ты гений, Миш!
– Будем считать, что мне привиделось – усмехнулся я – Не спрашивай лишнего, ладно, Никита? Сейчас набросаю.
В принципе, много времени это самое набрасывание не заняло. По «Любэ» – стандартный набор инструментов – гитары, электрическая и со звукоснимателем, синтезатор, рояль (заменить синтезатором?), баян, ударник.
Ушло на все про все минут двадцать, это время Богословский и Махров провели в обсуждении – где записывать песни. Мне честно сказать было все равно – они в этом лучше разбираются.
Закончив, вручил партитуры Богословскому, и тот тут же унесся, махнув на прощание рукой и пообещав позвонить, когда все будет готово. Кому позвонить – я так и не понял. Махрову, наверное, не мне же. Соберут музыкантов, потренируются, потом пригласят меня – я оценю, внесу правки, и…начнем решать вопрос.
Махров тоже засобирался уходить, но я его задержал:
– Погоди, Леш…поговорить. Ты сколько министром? Месяц? Два? Неважно... В общем, я разговаривал с Шелепиным, и он сказал, что я теперь твой советник. Как это будет выглядеть? Я буду тебе подсказывать, какие шаги в культуре желательно предпринять. Я не лезу в твои финансовые дебри, не лезу ни в какие кадровые дела…ты и сам тут разберешься. Я хочу поговорить о черном списке.
– О чем?! – не понял Махров – Каком списке?
– Черном списке Фурцевой. Неужели не слыша о таком?
– Честно сказать – мне не до списков. Тут она такого наворотила…у меня там комиссия работает, подсчитывают убытки. И считают, сколько она разбазарила! Дело будем возбуждать, точно!
– Во что, Леш…как советник тебе говорю: срочно займись судьбой исполнителей – Миансаровой, Высоцким, Мондрус, Ободзинским, Мулерманом – тоже. Миансаровой Фурцева просто позавидовала – успеху, молодости, красоте. Мондрус не дают петь, и если так продолжится – в ближайшее время она эмигрирует и будет петь за границей. А нам не след терять хороших певцов. И Ободзинский великолепный певец – Фурцева его просто не любила, да и все тут. Самодурка чертова! Ну а про Высоцкого…ту вообще все понятно. Пора прекращать этот фурцевский идиотизм.
– А что Шелепин по этому поводу говорит? – Махров был как никогда серьезен – ты вообще понимаешь, насколько это все…хмм…нужно быть осторожным, резких шагов у нас не любят.
– Шелепин меня поддерживает. Разве ты не чувствуешь, в стране веет ветер перемен! Одно то, что убрали Фурцеву и поставили тебя – это что-то, да значит? Тебя ведь почему поставили на это место, ты понимаешь?
– И почему?
–
– Я его пригласил к себе в министерство – на завтра. Поговорю, прощупаю, а уж потом состыкую его с тобой. Пусть почитает книгу, прежде чем начнет с тобой разговаривать. Иначе вы и не поймете друг друга. Ладно…то, что ты сказал про черный список – я запомнил, и буду решать вопрос. Если ты говоришь, что Шелепин курсе.
– В курсе. И вот что, тебе нужен дельный человек на Гостелерадио. Выходи с предложением на Совет министров. Сейчас ведь Гостелерадио подчиняется министерству культуры?
– Номинально. Подчинили вроде бы как мне, а на самом деле председатель назначается оттуда, из Совета. Я могу только писать представление.
– Но вот и пиши. А я со своей стороны сделаю все, чтобы тебе помочь, поставить дельного человека.
– И кого? У тебя ведь уже есть кандидатура, так?
– Панкин. Главред «Комсомолки». Очень, очень дельный человек! Кстати, на доверии у Шелепина. Панкин перед вами у меня был, интервью брал. Он точно будет на пресс-конференции, найди его и поговори на эту тему. Поговорю. Кстати, а что с книгами? Когда следующая?
– Знаешь, Леш…меня так задрала эта текучка, что просто сил нет! Я не успеваю жить! Книги не пишу, только мотаюсь по государственным делам! Кстати, похвастаться хочу…мне ведь Ленинскую премию дают.
– Да ладно?! – Глаза Махрова едва не вывалились из орбит – За что?!
– Вот щас обидно было! Неужели не за что? – ухмыльнулся я – Маститый писатель, признанный мировым сообществом!
– Да нет…я не о том! – досадливо поморщился Махров – Я имел в виду: с какой мотивацией.
– За укрепление мира – пожал я плечами – Ну и за все про все. Потому что я хороший человек. Вручать будут двадцать второго апреля, как обычно.
– Представляю, как взвоет писательское сообщество! – ухмыльнулся Махров – Это же пауки в банке! Представляю, каких гадостей они про тебя наговорят! Кстати, а что за история в доме актера? Говорят, ты там кучу народа то ли поубивал, то ли отправил в больницу? Это правда? Или врут?
– Врут! Никаких куч не отправлял! И никого вообще не отправлял! Их скорая отправляла – хихикнул я, и пожал плечами – Случайно оказался в центре драки. Пришлось защищаться. И что я мог поделать? Пришлось их всех того…укладывать рядком.