Возвращение
Шрифт:
Однажды поздней осенью Кёго стоял на террасе храма Киемидзу и смотрел на город, который был виден внизу сквозь невероятную пурпурную дымку, покрытую золотыми россыпями от лучей солнца. Потрясающая красота этой дымки глубоко тронула его, ибо её цвет представлял собой квинтэссенцию японской живописи. Нигде в мире Кёго не видел подобных нежных и мягких оттенков тонов. Правда, в сухом климате средиземноморского побережья он видел большую и разнообразную палитру красок в небе и облаках, однако только в Японии можно наблюдать подобное великолепное зрелище, когда окрашенная мягкими тонами дымка плывёт по небу и, опускаясь вниз, превращает крыши храмов и современных зданий в единую массу тени.
Вершина горы Атаго возвышалась над дымкой, освещённая лучами заходящего солнца, в то время как снизу уже поднимались вечерние сумерки. С наступлением темноты на улицах
Задумываясь о судьбе храмов Киото, Кёго пришёл к выводу, что храм Киемидзу выжил только благодаря этому великолепному виду, открывающемуся с его террасы. Другие храмы, такие как Когэдэра и Рюандзи, сохранились только благодаря их особо красивым садам. Если перефразировать французского поэта Верлена, который называл свой Париж пустыней камней, то Киото и Нару можно было бы назвать пустыней старых храмов. Храмы продолжали стоять невредимыми, но жизнь покинула их и только окружающая естественная красота природы спасла их от полной гибели.
Но в самом Кёго было что-то, что тянуло его к этим заброшенным храмам. В течение долгих лет, проведённых им за границей, он никогда не думал, что вновь вернётся в Японию, но после его неожиданного возвращения, он чувствовал, что его всё больше притягивает прошлое. В реальности это означало Киото и Нара, ибо они были единственными, что не затронула война.
Кёго понимал, что исторические места, какими были Киото и Нара, постепенно теряли свой смысл в жизни современных японцев. После окончания войны люди внезапно охладели к прошлому своей страны, но даже ещё раньше тяжёлая борьба за выживание в современном трудном экономическом положении отобрала у людей роскошь бесполезного размышления о прошлом. Особенно молодые люди полностью потеряли веру в историю своей страны. С их точки зрения Кёго выглядел праздным человеком, занимающимся бесполезным времяпрепровождением, и он сам сознавал это и понимал, что современные молодые люди видят больше смысла в топтании на полу танцевальных залов, чем в гулянии по толстому ковру из мха сада храма Сайходзи. Прошлое Японии не могло сдержать молодёжь, которая стремилась только вперёд. Тем не менее, направляясь в храм по тихой сельской дороге, Кёго иногда встречал группы молодых людей, которые, казалось, шли в том же направлении, и он испытывал искушение заговорить с ними. Ему хотелось спросить, что думают нынешние молодые люди о наследстве, которое оставили им их предки, а также удостовериться в том, питают ли они ко всему старинному только чисто эстетический интерес или в этом беспорядочном мире ещё пытаются сохранить в своём сердце связь между прошлым и их нынешней жизнью.
Этот вопрос волновал Кёго и по отношению к самому себе. Скитаясь в одиночестве по загранице, он давно решил для себя, что у него нет родины, и поэтому не должно быть ни предков, ни прошлого. Если это так, то почему его влечёт к этим немногим остаткам прошлого Японии, которые избежали пожара войны? Почему его волнует отношение к ним молодого поколения?
Кёго не был сентиментальным человеком. Почти всю свою жизнь он должен был полагаться только на самого себя и смог выжить лишь благодаря своему сильному характеру. Казалось, что его не должно беспокоить будущее Японии и не было особых причин проявлять интерес к тому, что думает послевоенное молодое поколение о прошлом своей страны.
Кёго радовался, когда во время своих прогулок по Киото, он постоянно наталкивался на магазины, в которых продавались антикварная мебель и произведения искусства, и он тогда ещё не воспринимал серьёзно, что многие семьи продавали свои ценные вещи для того, чтобы выжить. На основе своего европейского опыта он просто знал, что в городах, где много антикварных магазинов, жители тосковали по своему прошлому, и в их сердцах оставалось место для бережного отношения к вещам, которые могли погибнуть.
Иногда он встречал антикварные лавочки в бедных кварталах Киото, расположенные в средневековых домах, со старыми, выцветшими занавесками у входа и плохим освещением внутри и удивлялся, бывают ли в них вообще покупатели. Они не могли привлечь к себе туристов, ибо в этих районах большинство зданий были похожи на складские помещения, и вся их торговля, вероятно, ограничивалась жителями самого Киото. И они даже не выглядели как магазины по продаже предметов искусства, и выставленные в них жаровни, вазы, столики и всякий старый хлам, казалось, использовались в домашнем хозяйстве владельцев.
У Кёго не было своего дома, и ему ничего
Только вернувшись в Японию после своей продолжительной жизни в Европе, Кёго мог осознать, насколько скромно и бедно жили японцы на протяжении столетий. Конечно, война породила экстремальную бедность, но японский народ никогда не знал роскоши за всю свою многовековую историю. Это можно понять, если посмотреть на сооружения, которые символизировали собой достоинство и великолепие Японии, как, например, храмы Западной столицы Нары. Храм Феникс в Удзи был так же красив в своём классическом стиле, но на тех, кто видел огромные соборы Запада, он производил довольно скромное впечатление. И если учесть, что в то время японцы щедро тратили огромные средства на строительство своих храмов, то можно себе представить, как мало было возможностей у простых людей удовлетворять свои потребности в повседневной жизни. Замки феодального периода, несомненно, выглядят величественно, но они вынуждают ещё более остро чувствовать, насколько скромно и бедно были вынуждены жить обычные люди, на которых покоилась вся система. Чтобы найти подтверждение этому, не надо забираться на самые окраины города, а достаточно взглянуть на старые дома в самом Киото, в которые едва ли проникали лучи солнца и которые были построены настолько тесно друг к другу, что их разделяла только единственная стена.
Кёго считал, что, именно благодаря своей бедности, японцы открыли мир красоты, недоступный для европейцев. Они были лишены роскоши удовлетворения своих человеческих желаний, и поэтому были вынуждены отказаться от них и, оставаясь бедными, нашли способ получать наслаждение от жизни. Кёго стал чересчур европейцем, чтобы глубоко оценить красоту старых чайных домиков. Но ему нравились покрытый мхом сад храма Сайходзи и сад из камней храма Рюандзи, потому что каждый из них отличался своей особенной красотой, но в них он тоже усматривал вкусы тех, кто научился переносить тяготы своей жизни, культивируя любовь к таким простым вещам, как трава и деревья. Только люди, которые считали роскошь пороком, а бедность добродетелью, могли создать эти исключительно изящные сады. Зная образ мышления европейцев, Кёго считал, что только отдельные из них могут понять, в чём заключается красота этих садов. Ему самому больше нравились яркие роскошные сады, подобно саду храма Кинкакудзи (Золотой храм), красоту которого признаёт даже европеец. В нём ощущалась глубокая человечность и отсутствовала японская неискренность. Ни один другой сад не сочетал в себе столько благородства и элегантности стиля с практической функциональностью. В нём было много воды и света. Само здание храма, покрытое сусальным золотом, было построено с такой архитектурной роскошью, что даже трудно поверить в то, что оно является творением японского зодчего.
Послевоенная японская молодёжь была настолько безразлична к истории своей страны и настолько мало была с ней знакома, что она всё больше становилась равнодушной к тому хорошему, что было в старой Японии. Скоро молодые люди будут взирать на сдержанную красоту садов храмов Рюандзи и Сайходзи и видеть в них только нечто необычное, а чистота ощущения их стиля постепенно будет для них утрачиваться. Они будут в состоянии, как сам Кёго сейчас, видеть только то, что физически присутствует. И через некоторое время (если уже не сейчас) они будут считать сад храма Кинкакудзи менее красивым, чем лужайки, искусственные фонтаны и обычные окаймлённые деревьями дорожки общественных парков, разбитых в западном геометрическом стиле. Прошлое Японии определённо теряет свою власть над молодыми японцами. Сейчас, когда бедность перешла границу, до которой она могла считаться добродетелью, и превратилась в худшее зло, японцы утратили способность воспринимать красивые вещи, рождённые в старой Японии. И это, наверное, неизбежно, но, когда бедность отступит, они смогут создавать отличное от старого новое, более свободное и современное искусство.