Возвращение
Шрифт:
В маленькой спальне был полумрак. Филип взял подушку со своей постели и положил ее на подоконник. Он взобрался на нее с коробкой цветных карандашей и одной из книг Роберта. Филип открыл книгу, где на титульном листе было аккуратно и четко написано имя: Роберт Мерсибрайт. Он перечеркнул фамилию красным карандашом и начал писать письмо домой.
«Дорогие мамочка и папочка и миссис Квин…»
В комнате было очень холодно. Он начал дрожать. Он посильнее закутался в куртку и вытянул рукава свитера так, что они наполовину прикрыли кисти рук. Пальцы, державшие карандаш, совсем онемели. Филип подышал на них, чтобы
Внизу в кухне Линн закончила мыть посуду и убрала ее в буфет. Потом она начала убирать на кухонном столике — вылила грязную воду в раковину, вытерла стол и повесила сушить кухонное полотенце. Филип сидел в своей комнате уже тридцать минут, она считала, что этого вполне достаточно для наказания. Если он там еще останется, то простудится. Она понимала, что ей придется подняться к нему наверх, иначе он так и не спустится вниз.
Филип, услышав ее шаги по лестнице, соскочил с подоконника и закрыл книгу, в которой писал письмо. Он так торопился, что уронил книгу и рассыпал коробку карандашей. Они разлетелись по всей комнате. Филип ногой затолкал книгу под кровать, но она проскочила по полированному полу, вылетела с другой стороны, раскрывшись, упала на коврик между кроватями.
Прежде чем он смог убрать ее, в комнату вошла Линн.
Она увидела книгу и подняла ее, и ее лицо, когда она перевернула одну из страниц, стало багровым. Весь титульный лист был исписан, на каждой странице чистые поля также были исписаны хулиганскими глупыми надписями: «Пиписка, Пиписка!» «Что делает дома Коперник?» «От Ньютона воняет, и от тебя тоже!» «Говно и моча! Ха! Ха! Ха!».
— Как ты посмел написать такое в книгах моего сына?!
Она рванулась к комоду и начала перебирать остальные книги. Их было примерно дюжина, и они все были исписаны. На страницах были глупые рисунки и надписи, они просто бросались ей в глаза с каждой страницы и ранили ее, наполняя невыносимой яростью. Книги Роберта, которые он так сильно любил, были изгажены так равнодушно этими грязными, глупыми, идиотскими словами и рисунками! Дрожа, Линн перелистала все книги, а Филип наблюдал за ней бледный, со злыми глазами. Когда она, наконец, повернулась к нему, ее переполняли отвращение и возмущение. Она никогда не сможет простить ему этот проступок. Он всегда будет ей отвратителен.
— Как ты посмел портить книги Роберта? Ты, противный мальчишка, смотри мне в глаза! Тебя нужно выпороть за то, что ты сделал!
— Не смейте меня трогать! — заорал Филип.
— Не бойся, я не стану тебя трогать! Но я обязательно напишу твоим родителям и все расскажу, как ты себя ведешь! Как ты посмел плюнуть в лицо Чарли и писать всякие гадости в книгах Роберта! Мне просто непонятно твое поведение. Мы тебя приютили у себя и старались, чтобы тебе здесь было хорошо…
— Я не просил, чтобы вы меня брали к себе!
— Мы тоже не просили, чтобы ты стал у нас жить, но мы старались, чтобы тебе жилось у нас нормально, мы разрешили тебе спать в комнате моего сына… Чарли и я старались…
— Проклятая вонючая комната! — продолжал орать Филип. — Проклятая вонючая грязная прогнившая ферма! Здесь все просто ужасно, и я все написал об этом домой!
Линн сделала шаг к Филипу, но он наклонил голову и попытался проскочить мимо нее. Его нога зацепилась за край коврика, он упал, больно ударив колено о железную спинку
Встав, он начал тереть разбитую коленку и пробираться к двери, глядя ненавидящими горящими глазами на Линн.
— Мне наплевать на твоего сына! — сказал он, неприятно скривив губы. — Чтоб он не вернулся с войны! Пусть его разорвет снарядом на мелкие кусочки!
— Убирайся отсюда! — сказала Линн, она едва сдерживалась. — Убирайся! Убирайся, и чтобы я тебя не видела!
— Не беспокойся, я сейчас уйду! — кричал Филип. — Я больше никогда не вернусь сюда.
Он выбежал из комнаты и с грохотом сбежал по лестнице. Она слышала, как хлопнула входная дверь. Затем она услышала его шаги во дворе. Когда Линн посмотрела в окно, то увидела, как он исчез в сарае. Она повернулась к комоду, собрала все книги и отнесла их к себе в спальню.
Филип стоял посредине сарая и смотрел на веревку, свисавшую с балки. Раньше корова и два ее теленка некоторое время находились в сарае, и на этой веревке им подвешивали сено. В петле веревки еще оставалось немного сена. Филип выдернул оттуда сено и швырнул его на землю, потом пошел и притащил деревянный ящик. Задыхаясь от злости, он взобрался на него и накинул петлю себе на шею.
Веревка была старая и очень жесткая, она растирала его нежную кожу. Он поднял руки, чтобы затянуть петлю, но узел был тоже заскорузлым и не двигался. Он содрал кожу с пальцев и на мгновение прижал их к губам и начал облизывать, чтобы немного успокоить боль. Глядя вниз на свои ноги в башмаках, Филип осторожно подвинулся к краю ящика.
Петля была слишком широкой, его шея болталась в ней, и, хотя нижний ее край был у него под подбородком, узел находился высоко над головой. Филипп осторожно поднял руки вверх и опять попытался затянуть узел.
Неожиданно деревянный ящик, поставленный косо на плиточный пол, покачнулся, и Филип упал на пол. Веревка выскользнула у него из-под подбородка и, больно рванув его вверх, содрала ему нос и губы. От боли у него выступили слезы. Он поднялся, его сердце сильно билось. Веревка раскачивалась над его головой на высоте двух или трех футов. Некоторое время он стоял, поскуливая и глядя на веревку, потом выглянул через щель в стене.
Из сарая был виден дом, и его дверь находилась прямо напротив этой щели. Филип уселся на кучу мешков, чтобы понаблюдать и переждать. Черное небо низко нависло над землей, начали падать первые снежинки. Они летели по воле ветра, и их разносило в разные стороны, как будто им не хотелось в конце концов упасть на землю. Через узкую щель в стене сильно дуло, и у него заслезились глаза. Высоко над головой под крышей среди балок он услышал песню ветра. Ветер шептал и шуршал, позвякивая, играя с отставшими пластинками черепицы.
Спустя некоторое время дверь дома открылась, и он увидел как оттуда вышла тетушка Линн.
Она прошла через двор, вошла в сыроварню и закрыла за собой дверь. Филип переждал несколько минут и потам выбрался из сарая. Он пробежал по двору и вошел в дом.
Тепло кухни окутало его, вызвав мурашки на его коже и дрожь в теле, как у щенка. Филип снял с вешалки пальто, надел его, застегнув на все пуговицы, потом он надел шлем и теплый шарф, которые мать прислала ему на Рождество. Он нашел своп теплые перчатки и засунул их в карманы пальто.