Возвращение
Шрифт:
– Значит, придет в воскресенье, – сказал я. – И не вздумай отказываться. Держи тетради, завтра отдашь.
От Сергея зашли в Люсину квартиру. Оказалось, что моя мама зашла к Надежде, и сейчас они общались на кухне.
– Мойте руки! – сказала Надежда. – Сейчас будете обедать.
– Чуть позже, – ответила подруга. – Мы ненадолго поднимемся к Гене.
– Давай пой, пока никого нет! – сказала Люся, когда мы зашли в мою комнату.
Таня еще не пришла со школы, а отец со службы никогда так рано не возвращался.
– Ну слушай, – сказал я, беря
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя. И всегда у меня на глаза наворачивались слезы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
– Трудно это было вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать. Мать узнала сына в тот же миг, и пронёсся материнский крик...
Как всегда при исполнении песни, я на ней полностью сосредоточился, и, только закончив петь, я услышал, что Люся плачет навзрыд.
– Я не смогу такое спеть! – давясь слезами, говорила она. – Как это можно спокойно петь?
– Успокойся сейчас же! – сказал я, вытаскивая носовой платок.
Он оказался не слишком свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
– Ну куда это годится? – выговаривал я ей, промокая слезы. – Я ее тоже не могу спокойно слушать, а тем более петь, но не так же реветь!
– Кто ее написал? – успокаиваясь, спросила она.
– Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
– И ты хочешь спереть у него такую песню!
– Ничего, напишет другую, – ответил я. – А его я отблагодарю. Я знаю, когда он умрет, причем, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему и сорока трех не исполнилось, а сколько всего сделал! Я найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, пока его прихватит в лифте. Он, кстати, не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Хрен у меня вообще поднимется в воздух тот самолет, на котором разбился Чистяков! Двадцать восемь лет было парню, а выступал гениально! До семьдесят второго года время еще есть, а я хоть так немного успокою свою совесть. А ты будешь учить эту песню и петь, пока не вытекут все слезы. Все равно к нашим музыкантам с ней рано выходить. Я и так пеку песни как блины, поэтому пока поработаем со старым репертуаром.
– Послушай, а кем ты сам хочешь стать? – спросила Люся.
– Пока не определился, – ответил я, – но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер средних способностей, добросовестный и исполнительный.
– А ты бы хотел руководить?
– Вот чего не хотел бы, так это руководящей работы. Я ею тоже наелся. Всегда лучше отвечать за себя самого, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я бы хотел прожить эту жизнь творчески. Не все же время будут ворованные песни. Можно выступать
– А пародии не ворованные?
– Есть разница, – пояснил я. – Многие юмористы в мое время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. Здесь главное уметь правильно преподнести написанное. Можно сниматься в кино, подружиться с массой талантливых людей. И потом, не забывай то, о чем я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнет звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе все подумают, что плачешь из-за меня.
– Как он погиб? – спросил Машеров.
– Взрыв бытового газа, – пояснил Юркович. – Все сделали так, что комар носа не подточит. Хотя расследовать, конечно, будут. Все-таки второй секретарь ЦК.
– Кто-нибудь еще пострадал?
– Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофера он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, все выгорело.
– Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.
– Скоро у него будет еще один сюрприз. Разработка Павлова почти закончена.
– С этим будьте особенно осторожны, – сказал Машеров, – тем более что он уже не первый. Управляющий делами ЦК – это фигура.
– Я своим людям верю, – сказал полковник. – Все будет тихо. Обычное пищевое отравление. Он большой любитель маринованных грибов, которые в семье больше никто не ест. Способ подсунуть ему нужное уже разработан, но там сложная подстановка, поэтому до съезда не успеем.
– И не надо. Большой срочности нет. Главное, управиться не позже лета. Есть что-то еще?
– Есть, но я не уверен, что это нужно использовать.
– Рассказывай, подумаем вместе.
– В тетрадках есть одна интересная запись. Вы могли на нее не обратить внимания. Я, во всяком случае, обратил не сразу. Мы в первую очередь прорабатываем шестидесятые и семидесятые годы, а запись относится к ноябрю восемьдесят седьмого.
– И что там такого интересного?
– Двадцать седьмого ноября восемьдесят седьмого года Военной коллегией Верховного суда СССР был приговорён к расстрелу генерал-майор ГРУ Дмитрий Федорович Поляков. Формулировка – за измену родине.
– Припоминаю. Но ты прав, я особого внимания не обратил. Все это еще очень нескоро.
– А я решил уточнить у нашего лейтенанта. В тетрадке только событие и дата. А когда сделали запрос, получили это.
Полковник передал Машерову исписанный тетрадный лист.
– Ну не сволочь? – сказал Петр Миронович. – Практически всю нашу агентуру в Штатах сдал!
– Вы дальше читайте, – сказал Юркович. – Там много чего написано. Правда, не все он еще успел сделать. Вот я и думаю, как эту информацию подбросить Ивашутину.