Возвращение

Головина Наталья Ильинична

Встречено было как весть о потопе. Правда, некий «единомышленник» из Испании писал: о да, у европейского человека насквозь прогнившая кровь и нужно звать «казаков» для поправления вырождающегося населения, именно такую мысль он нашел в статьях Герцена и полностью согласен! На пятилетней давности статье «Развитие революционных идей в России» он почти рассорился со многими острожными из своих, после же «Старого мира и России» иные из здешних социалистов отказывались участвовать в одних митингах с «кровожадным русским». Раздавались газетные вопли. Подлинная распря…

Теперь, после крымского поражения (другое

условие российских перемен, того, что что-то сдвинется), успокоенные здешние все же вновь сочувственно выслушивают его резоны. Стронулась ноша… Тем больнее, что не понимает Саша. Не видит явного: насколько западный мир чужд социальных новаций.

Многие с неудовольствием встречают такое герценовское утверждение. Александр Иванович сейчас как бы в яви услышал похожее на «ах-хе» протестующее покашливание приятеля своих давних лет — белокурого стройного юноши, сейчас, правда, пишут, погрузневшего и болезненного человека, небезызвестного критика Боткина: «Для милого Александра всюду-де язвы…» Круг солидарных с Боткиным либералов, что группируются возле «Московских ведомостей» давно уже заключил о Герцене, что его ум «вредный».

Здесь то ничем не перешибаемое мнение, что куда уж нам, если т е медлят, и если не на Западе, то где же еще?..

Мой собеседник слегка раздражен воспоминанием о споре с московскими западниками, который длится уже почти десятилетие. Он высказывает не однажды говоренное им по разным поводам:

— Необходимо писать не только о российском застое, но и о пробуждающихся силах, чтобы нас не путали с царским правительством. И не стоит умалчивать о здешней иссохшей почве. То и другое вместе и есть объемная истина! Иной же подход к нашему и западному подобен тому, как провинциалы смотрят на столичных жителей — с подобострастием и чувством собственной вины, принимая любую разницу за недостаток и краснея своих особенностей, скрывая их, во всем подчиняясь и подражая.

В западном праве не больше справедливости, чем в нашем бесправии! Нет у Европы никаких оснований смотреть с презрением на Россию в свете своего теперешнего деспотизма. И я не умею выбирать между рабствами, как между гарнирами, у меня вкус притупляется, я не в состоянии различать тонкостей — какое рабство лучше, какое хуже, чую: рабство… Посему остается мое право не идеализировать ни одной из сторон и мое право на смех над вещами, которые мне кажутся презренными. Все равны перед социализмом, которому принадлежит будущее! Вывод: Европа принесет будущему выработанную тысячелетиями идею личной свободы, но и славянский мир, Россия — не менее того, вот что им, здешним, предстоит понять. И — она сделает первый шаг!..

О предпосылках того писал много раз и не устану повторять о них. Чтобы не оказалось такой уж неожиданностью, когда случится.

— Верите в это твердо?

— Безусловно. И не спрашиваю у вас подтверждения. Тут именно материалистический способ постижения России.

— Итак, Александр Иванович (припомня ваши статьи): Россия в числе прочего принесет, может статься, на алтарь будущего исторически выработанную ею форму общины — выборного крестьянского правления, а также принцип вчерне коммунистического владения землей, с голосом и правомочностью каждого работника. Однако — подобная оговорка есть у вас же самих — такая демократия была как этап и у некоторых других народов. Есть она и ныне, в девятнадцатом веке, у индусов, но, как вы сами признали, они с нею «недалеко ушли»… Кроме того, становится заметным уже при жизни вашего поколения распад этой российской «прадемократии». Исправник и кулак, обнищание и тьма в сельской общине…

— Верно. Все подавлено и искажено… так что воистину дорога только память о том. И все же есть о чем задуматься. Не случайно ведь Россия пришла к такой форме… И не случайно была древняя Новгородская республика. Вместе со свойствами национального характера — тут знак. Вот в чем отличие от индийцев. Для меня тут вполне отчетливый знак и обещание, пусть даже сегодняшняя община рушится.

— Главный момент в учении Герцена — особый путь России…

— Да, Русь, послушная, от своего терпения уставшая, теплит в ладонях огонечек сопротивления и вольности. Трудно разглядеть — оттого они, здешние, взирают усмешливо. Но в это можно верить! Тут будущее.

Из сравнительно недавней истории — как оказались

под крепью. Такой этап знали и другие европейские народы. Однако у нас крепостными стали не захваченные в бою пленники, таких было немного, в Древней Руси рабов вообще было довольно мало, ими оказались по царскому указу вполне вольные хлебопашцы — в правление Годунова, который панически боялся разоренных бродячих толп. А дальше Петр, преобразователь на европейский манер, но с монгольской нагайкой в руках, чувствуя глухое недовольство крестьянской Руси, мало понимая ее дух и образ жизни, с преступной поспешностью усилил права дворянства, затянул еще туже цепь крепостной неволи. Но как такое могло быть с психологической стороны — в то время, когда Германия и Франция мощными крестьянскими войнами освобождались от своих подобных уложений? Как утвердилось право одних людей на свободу и жизнь других? Я думаю, в славянском характере есть нечто женственное, этой умной и сильной расе, богато одаренной разнообразными способностями, может статься, не хватает энергии и инициативы. Славянской натуре словно бы недостает чего-то, чтобы самой пробудиться, она ждет понуждения извне… Ей труден первый шаг, но малейший толчок приводит в действие силы, способные к необычайному развитию. Нам надобно это знать!

Однако есть и другая черта, подлинный наш феномен… Мне кажется, в российской жизни есть нечто, более возвышенное, чем община, и более прочное, чем власть, это «нечто» трудно выразить и еще труднее указать на него пальцем, — я говорю о той внутренней и не вполне сознающей себя силе, которая так удивительно поддерживает наш народ. Он умеет в пассивном сопротивлении (но не растлившись, вот что важно!) сохранить себя в силе своего характера. Пригнувши голову… — и несчастья порой проносятся над ним, не задевая его. Я помню владимирских и вятских крестьян: достоинство и смышленость в лицах, вообще на десять мужиков пятеро умны и восемь — сметливые и знающие люди. Исконный российский тип — у ярославского ли, костромского крестьянина (куда за лесами и топями не доходили нашествия) — это самый красивый физический облик в Европе: иконописный лик с глазами синими да русоволосый. Он сохранился в условиях, способствующих вырождению! Даже при нашем «немецком» и инквизиторском правлении — с каждым десятилетием шаг вперед. При отсутствии школ — распространяется грамотность между простыми людьми… Прочность и широта народного характера при общем уровне деспотизма вызывали изумление у не столь давнишних путешественников Гастгаузена и де Кюстина, сообщивших западному миру, что официальная Россия «воняет»!

Что ж дальше? Положение тем не менее нерадостное. Но вот, однако, в чем обещание: в народном подчинении — лишь на йоту — и умении уберечь свою душу. Российский символ — град Китеж, становящийся невидимым для врагов… Истинное законопочитание при таком гнете, оно оказалось бы концом, того не понимают западные критики с их культом затхло-пристойного правления, но уж зато и дисциплины. Представления каждого у них в точности соответствуют тому, что считается приличным в данном городе ли, графстве… Русский же человек, смиряясь, покоряется лишь наполовину, вопиющая несправедливость одной части законов вызвала в нем презрение к другой, полное неравенство перед законом убило в нем в самом зародыше уважение к законности — и он нарушает уложения повсюду, и так же поступает правительство, это тяжело и печально для настоящего времени… но тут преимущество для будущего. Каждый русский должен благословить то, что временные меры петербургского правительства приводят к одним тягчайшим безобразиям, а не стараться каким-нибудь образом провести их в жизнь на основаниях западной бюрократии. Наша теперешняя безурядица, юдоль российская, она — великий протест народный и вексель на будущее. Не надо ошибаться в ее характере: тут не распадение ветхого, а беспокойное биение живого организма, избавляющегося от посторонних пут, не гнилостное брожение, а движение около зародыша!

— Герцен «выводит революцию из психологии», писали ваши оппоненты. Так ли это, на ваш взгляд?

— Скорее — из состояния общественного сознания (что значительно шире). Тут берется в расчет история и тенденции развития.

— Объемнее, но примерно тот же смысл. В то время как теория победного революционного переворота спустя десятилетия выделит — как главное — обострение экономической и политической ситуации, лишь как часть того — психологию общества.