Возвращение, Гончарова Галина Дмитриевна

Возвращение

на обложку

Гончарова Галина Дмитриевна

Шрифт:

– В своей семье мы и сами разберемся. Без пришлых.

– Разбирайся, свекровушка. А мы с боярышней, может, и подружимся. Я с ребеночком буду, она с ребеночком...

– Да пуста ты, как колодец высохший! Куда тебе рожать! Не можешь ты!

Ответом Любаве был смешок издевательский.

– Вот и поглядим, могу - али нет. Мужу моему наследник надобен. Россе наследник

надобен. Не шальной, не дурной...

– Гадина!

Марина только усмехнулась в ответ.

Можно бы и покричать, и в обморок упасть демонстративно, да к чему? Вместо этого она венец поправила демонстративно, бриллианты блеснули.

– Красивая. И умная. Ты и в юности такой не бывала.

Любава зубами заскрипела, а ответить не успела. Развернулась дрянь - и только камни драгоценные блеснули.

ДРЯНЬ!!!

***

Когда красивая черноволосая девица Фёдора наверх потянула, он охотой пошел. Хороша ведь!

Ох, хороша!

Фигура такая... в самый раз. Объемная, такую и обнять-то приятно. Пышная такая, ладненькая, и вырез глубокий, руки так сами к дынькам спелым и тянутся...

В комнате наверху и обнял, и протянул. Потискал всласть, на кровать потащил красотку... ты и не сопротивлялась.

А вот только в кровати...

Не получилось ничего.

Что только девушка не делала. Об иных ухватках Фёдор и не знал никогда. А все одно - не работает.

Ни вверх - ни вниз.

Ничего не ворохнется.

Про Устинью подумал - и горячей волной окатило. На девку посмотрел - снова холод и равнодушие. С час они бились, потом ему уж надоело, выкинул он бабу за дверь, еще и сапогом вслед кинул.

Ну ее!

Грязная она!

И вообще... не Устя.

Второй сапог в Истермана полетел.

– Что случилось, мин жель?

– Сгинь! Видеть никого не хочу.

– А все-таки?
– как царедворец опытный, Руди от сапога увернулся со сноровкой. И опять в светелку лезет.
– Чем я помочь могу?

– Чем ты мне поможешь? Не люба мне эта девка, не хочу я ее.

– Так может, ту, беленькую?

Фёдор подумал - и наново головой качнул.

– Не хочу.

–

Мин жель...

– Не Устя это. А другие мне и неинтересны.

Руди только вздохнул.

Устинья становилась серьезной проблемой. А что с ней делать-то?

Может, и правда, поженить их? Поживет с ней царевич год - другой, да и успокоится. Потом и отравить можно будет дрянь такую...

Поговорить о том с Любавушкой?

Всяко поговорить.

И Руди решительно хлопнул Фёдора по плечу.

– Ну, как девки тебе не интересны, пошли, выпьем? От вина ты, друг, не откажешься?

Не отказался.

И пили вместе, и пошли козлами под заборами блеять, и напугали кого-то...

Только вот Фёдор развеселился, да и забылся, а Руди думал. Может, все же удастся найти подход к Устинье Алексеевне? Не дура ж она, поймет, что с ним дружить надобно?

Или нет?

***

Государыня Ладога укрывалась первым снегом. Пока еще белым... уже к вечеру он покроется пятнами сажи и гари, кучками мусора и нечистотами, его размесят лапти и сапоги, колеса и копыта.

Это будет завтра.

А сейчас он еще чистый и невинный.

Белый и прозрачный, как лист лучшей бумаги.

Как... как ее судьба?

Что она напишет на нем завтра?

Устя усмехнулась своим мыслям.

Будущее только Живе-матушке ведомо. А ей... ей остается настоящее и надежда.

Медленно, словно перья из подушек матушки-Метелицы, летели вниз снежные хлопья.

Звонили колокола.

Начинался Рождественский пост.

Здравствуйте, мои любимые читатели.

Сайт самиздата какое-то время был неработоспособен. На всякий случай прикладываю ссылки на другие сайты.