Возвращение
Шрифт:
Неожиданно сестрёнка широко улыбнулась, сообщив:
– Это ты у нас недогадливый, а я, когда по складу искала запчасти, одну килограммовую банку со смолой прихватила. Самолёт деревянный, сколько простоял под дождями. Сейчас принесу.
Вернулась та быстро, мы приготовили смолу, и дальше, несмотря на течь, я стал вдавливать ту внутрь щели, и удерживая щепкой, её тоже сестрёнка принесла чтобы я этой едучей смолой не перемазался, стал ждать пока клей не засохнет. Минут двадцать пришлось простоять с поднятой рукой, которой прижимал щепку к трещине. Однако сработало, смола подсохла и течь прекратилась. Щепку я оставил на месте, не отодрать.
Пока шёл ремонт, всадники так и не появились, если офицер не дурак и видел бочки, то поймёт, что заправившись, мы улетели, и ему нас не догнать. Так что закончив ремонт, мы задумались, оставаться на месте, или лететь дальше. У нас
Видимо я так хорошо медитировал, что уснул. Очнулся, когда упал с лавки, никто не успел меня подхватить, хотя отец и дёрнулся. Ничего, не ушибся. Так что перебравшись на одеяла, заняв место с краю, там дети играли, быстро уснул.
Дозаправка прошла штатно. Сели мы за час до начала наступления темноты, рядом с небольшой речушкой. И место для посадки хорошее и водоём имеется, нормальный источник воды. Пока женщины под охраной генерала ходили к реке, и сами купались, уже чесались все, грязные, запашок пошёл, мы с Леной и отцом заправляли самолёт. Да что там бочку одну слить. Быстро. После чего оставили эту бочку, откатив подальше, и также направились к речке. Вот отец не пошёл, он у самолёта остался, с винтовкой на плече, охранял. А так и сами накупались, и одежду постирали. Не хотелось бы в грязной ходить. Пока моё исподнее и форма сохли на ветках кустарника, я лежал на одеяле, рядом Кира с Аней голышом сидели, они уже накупались, и сейчас ждали пока высохнет их отстиранная одежда. Их бабушки и тёти находились в воде, сами купались, купали остальных детей, пока прабабушка достирывала остатки. Понятно, что меньше суток осталось, и сбросим всё это, но ходить в грязном, когда есть возможность постирать? Ну уж нет. Пусть и в сыроватом, но чистом.
В полночь мы поднялись в воздух и полетели дальше. На полёте к Одессе, когда оставалось километров сто пятьдесят, нас обстреляли, причём непросто из винтовок или пулемётов, а облачка шрапнели били. Ночь была лунная, видимо самолёт рассмотрели в ночном небе и открыли огонь. Если первые разрывы легли довольно близко, перепугав нас, то остальные уже были далеко. Как я понял, вспышки выстрелов ослепили не только наводчиков, но и корректировщиков, и дальше те стреляли на слух. Однако радости от того что сбить нас не смогли, было мало. Был ранен Гена, и серьёзно, осколок фактически перебил ему руку. Лена сменила меня за штурвалом и я, рванув в салон, тут же захлопотал над сыном. Оказалось, не только рука, осколок разворотил бок. Большая кровопотеря, но к счастью внутренние органы не были повреждены, что давало шанс вытянуть сына. Первым делом я остановил кровь, а перевязочный материал у нас был, я вообще запасливый, потом наложил лубок на руку и крепко перебинтовал. С боком легче, тут я тоже справился быстро.
– Всё серьёзно?
– с хмурым видом спросил генерал пока мне поливали на руки из ковша, чтобы смыть кровь.
– Да, очень. Нужна операция, а у меня ни нормальных инструментов, ни анестезии. Разве что кулаком по голове, - вздохнул я, посмотрев на Гену, который лежал без сознания, остальные дети забились в угол у кабины и оттуда с испугом поглядывали на нас, это я на них рявкнул чтобы не мешались.
– Есть одна возможность спасти сына, это портал. Пройдём, у того и шрама не останется. Проверенный способ. Только вот до портала одиннадцать часов, выдержит ли он это время? Это и есть тот вопрос, что меня беспокоит.
– Будем надеется. Что портал поможет, и Геннадий выживет, - за всех сказал генерал.
Дальше я практически всё время проводил с сыном. Поил его. С той кровопотерей что была, ему нужно было много жидкости. Так как ещё во время обстрела я уже искал место для посадки, топливо подошло к концу и двигатели вот-вот
Выходя из самолёта, тут удобно стало, не так высоко, я громко проворчал:
– Когда способности вернуться, а вас доставлю в Империю, вернусь сюда, узнаю кто нас обстрелял, и уничтожу. Причём не просто тех, кто стрелял, а всю нацию, ядерных зарядов у меня хватает, - остановившись у крыла и осмотревшись, луна хорошо подсвечивала, я с некоторым уважением сообщил испереживавшейся такой посадкой сестрёнке.
– А ты молодец, с этими валунами на поле и я бы лучше не сел. Живы, уже хорошо, а теперь собираемся и уходим. Быстро, у нас каждая минута на счету.
Все тут же засуетились. Если первоначально торопились убраться подальше от самолёта, прижимая к себе детей, пожара боялись, то теперь оставив их в сторонке, стали занимается сборами. Брали минимум, то что может понадобится в течении этих десяти часов, остальное бросили. Дальнейший марафон по пресечённой местности даже вспоминать не хочется. Я всё так и нёс Гену, всё это время. Обнаружив первый ориентир, я смог разобраться что до портала осталось около сорока километров. Тут мы, наконец, вышли на первую дорогу и побежали по ней. Так как все были молоды, то темп поддерживать могли достаточно долго. А те, у кого стояли импланты, так вообще не уставали. На дороге у моста, перекинутым через глубокий овраг, мы обнаружили пост неизвестной принадлежности. Оставив Гену на попечении моей мамы, та начала поить его, хотя сынишка находился без сознания, но жив, жив, я собрал совет.
Атаковать я решил сходу, времени мало, а на посту были лошади, они нам понадобятся. Пошли мы той же боевой тройкой, Лена, я и генерал. Отец остался с остальными, их тоже кто-то должен прикрывать. Взяли мы пост легко, ни о какой дисциплине там и речи не шло. Оказалось, два десятка самостийников, воины Центральной Рады, как они себя называли, под командованием гетмана Скоропадского, отстаивали интересы этой самой Рады. Вот эти удоды и стояли на посту. Допрашивал я их жёстко, очень жёстко, пока сестрёнка и генерал занимались лошадьми. Нашлось три телеги и пролётка на рессорном ходу. Вот пролётку и запрягали, а также трёх верховых. После допроса я всех отправил вниз, под мост, свернув шеи. Я сейчас в таком настроении был, что будь у меня возможность использовать За Пазуху, достал бы одну из четырех бомб класса «Уничтожитель планет» и поставил её на таймер, уйдя в другой мир. А в этот я вернусь, номер мира запомнил, кто обстрелял нас узнал, зенитные пушки были только у австрийских войск, которые заняли Одессу по приглашению Рады. И именно они стояли на передовой на которой нас обстреляли. Вернусь, уничтожу Австрию, в крови утоплю и ядреном пепле. И самостийникам достанется, это ведь они пригласили врагов.
Дальше я осторожно подал Гену сидевшей в пролётке маме, тот на пару минут пришёл в себя, позволив себя напоить, это вселило в нас надежду. Дальше мы рванули в перёд. Да, у нас раненый ребёнок, но мы постарались развить максимальную скорость, наше спасение оставалось не так и далеко. Что плохо, со слов самостийников, на дороге пост за постом. То австрийцев, то их камрадов. Так и оказалось, три вырезали, пока не оказались неподалёку от портала. На дороге сынишку растрясло, и тот почти всё время стонал от боли, но время, время. Сердце кровью обливалось слушать эти стоны. Однако мы были на месте, определили где портал, и дальше стали ждать, раздевшись. Все стояли за моей спиной, а я обломанной веткой кустарника водил перед собой. Как только часть ветки упала срезанная, отец обозначил край, воткнув палочку. Уже было девять утра всё видно. Потом определив другую сторону портала, я первым шагнул, за мной мама с Геной на руках, который почти сразу пошевелился после перехода, и подняв голову, удивлённо осмотрелся. А за мамой и остальные переходили с детьми на руках. Канал быстрый, семь секунд. Успели. Я же, подхватив сынишку на руки, тут заметно похудел, и подкинув его, ловко поймав, сам засмеявшись под радостный смех сынишки и других детей. В моём тоне, как и в смехе других, было хорошо слышно облегчение. Жив. Успели.